«Мягкая сила» рассматривается в статье прежде всего как интеграционный ресурс на постсоветском пространстве. Автор показывает, что «мягкая сила» в современных условиях становится необходимым компонентом политики, направленной на развитие интеграционных проектов. От развития «мягкой силы» зависит и успешность развитие интеграции вглубь. Интеграция на евразийском пространстве - естественный процесс и в итоге будет выгодна всем государствам, находящимся в этой части земного шара. «Мягкая сила» позволит интеграционным процессам в Евразийском союзе развиваться с наименьшими издержками и повысит привлекательность этого проекта для других государств в перспективе. Ресурсом «мягкой силы» России, который будет усиливать интеграционные процессы на постсоветском пространстве, наряду с другими может и должно стать высшее образование и наука. Россия для этого обладает хорошим научным потенциалом по целому ряду отраслей. Академические институты, российские вузы и научные лаборатории могли бы стать центрами интеграции науки, как минимум, на постсоветском пространстве. Однако для этого необходимо входить в тесное сотрудничество с мировыми научными центрами. Именно такой стратегии придерживаются государства БРИКС, которым удалось сделать определённый прорыв в науке. Прежде всего, это Китай и Индия. Развитие науки может стать для России не только ресурсом успеха в реализации интеграционных проектов, но и национальной идеей модернизации на современном этапе. Автор доказывает, что именно наука и образование позволит России углубить Евразийскую интеграцию, преодолеть возникающее порой недоверие со стороны соседей России, направить позитивный опыт интеграции в экономической области на смежные сферы межгосударственных взаимодействий на постсоветском пространстве.

В статье анализируются некоторые когнитивно-семантические особенности одной из реализаций тактильной метафоры, а именно метафоры «мягкой силы», которые способствуют её широкой популярности и одновременно приводят к формированию двух её существенно различных пониманий. Согласно технологическому пониманию, «мягкая сила» - это инструмент или, шире, технология, в особенности коммуникативная, которая используется в мировой политике таким образом, что её применение предполагает нанесение потенциально меньшего ущерба объекту применения силы по сравнению с другими («жёсткими») инструментами/технологиями. В соответствии с ресурсным пониманием «мягкая сила» определяет потенциал воздействия некоторого актора, обусловленный его притягательностью и стремлением приобщиться к его ценностям. Автор рассматривает политико-идеологические корреляты этих двух пониманий и соотносит их с различными традициями в изучении имиджа и репутации стран, характерными соответственно для теории международных отношений и для странового брендинга. Анализируются также основные дискуссионные позиции, представленные в обсуждении категории «мягкой силы» в дискурсе международной политики. И в заключение всего несколько слов о том, что можно назвать «парадоксом Ная». Канада и Швейцария входят в первую десятку Индекса национальных брендов, но как-то не очень ассоциируются при этом с идеей «мягкая сила». Обусловлено это тем, что Ная метафора не только эффектна, но и внутренне противоречива и реально содержит в себе потенциал тех двух пониманий, которые обосновываются в статье.

Статье рассматривается вопрос использования и трансформации американской научной концепции «мягкой силы» во внешнеполитической риторике США и России на основе теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса и её адаптации к теории международных отношений Т. Риссе. В науке о международных отношениях распространение концепции «мягкой силы» в официальной внешнеполитической риторике ряда государств рассматривается скорее в терминах идеологической конкуренции между государствами. Продуктивнее анализировать особенности использования указанной концепции в отдельных странах как форму международной политической дискуссии о новых формах власти в мировой политике. Анализ показал, что коммуникативное действие между США и России на основе дискуссии о содержании концепции «мягкая сила» пока, к сожалению, отсутствует. Причина заключается в том, что правительства обоих государств не видят пользы в «мягкой силе» как идеологической платформе для совместных действий. Для России «мягкая сила», по Наю, применима главным образом на постсоветском пространстве и, возможно, в отношении государств БРИКС. В отношении западных государств «мягкая сила» приобретает российскую специфику и проявляется в форме лоббизма и пропаганды, что в строгом смысле слова «мягкой силой» не является. В США с приходом к власти Обамы фактически произошёл отказ от «мягкой силы». Она слилась с «жёсткой силой», образовав аналитически недифференцированное понятие «умная власть». Выводом данной статьи может служить тезис, согласно которому условием для возникновения коммуникативного действия в мировой политике является наличие коммуникативной рациональности у государств, которые потенциально могут принять участие в дискуссии. Коммуникативная рациональность скорее свойственна государствам постмодерна, которыми являются страны ЕС, чем государствам модерна, таким, как Россия и США.

Внешняя политика - один из ресурсов продвижения ««мягкой силы»» государства. При этом источником привлекательности на международной арене должно, по мнению Джозефа Ная, быть гражданское общество. В статье рассматривается, как в российских внешнеполитических документах на концептуальном уровне представлено взаимодействие государства и гражданского общества в сфере продвижения внешнеполитических интересов России. Автор приходит к выводу, что на данном этапе гражданское общество воспринимается государственными структурами как инструмент продвижения «мягкой силы», а не как самостоятельный актор и источник привлекательности России на международной арене. Россия подходит к международным процессам как к двухуровневому процессу с демократическими ценностями и правилами на глобальном уровне и разнообразием моделей развития на национальном уровне. При этом демократический режим необязательно означает демократическоe поведениe на международной арене, и наоборот. Примером такого мышления может быть восприятие Россией внешней политики США, которая основана на либерально-демократических идеях и во многом ею движут ценности, но в России эта внешняя политика воспринимается как realpolitik. Для большинства российских аналитиков США используют ценности для прикрытия своих настоящих национальных интересов, и такой подход отличается от самовосприятия США. В статье также анализируется такой элемент «мягкой силы», как политические ценности и модель развития. Для регионального уровня Россия имеет достаточно чётко сформулированную модель развития сотрудничества на постсоветском пространстве, которая может выступать руководством к принятию внешнеполитических решений. На глобальном же уровне Россия может чётко сформулировать те правила поведения, которые она хотела бы видеть на международной арене, но Россия не формулирует тот вклад, который могла бы сделать российская национальная или же региональная постсоветская модель развития в мировое развитие.

В статье анализируются базовые параметры «мягкой мощи» Европейского союза в контексте эффективности его внешней политики и сравнения с усилиями Российской Федерации по наращиванию собственных ресурсов несилового политического воздействия. Для решения поставленной цели автор воспроизводит основные трактовки «мягкой мощи», уточняет критерии измерения эффективности внешнеполитического курса, освещает существующие дискуссии относительно применимости и точности концепций «мягкой и жёсткой силы» в прикладном политическом анализе. Особое внимание в статье уделяется проблеме доверия в международных отношениях вообще и в отношениях между Россией и ЕС в частности. Автор исходит из того, что проблема доверия - ключевая в международной политике. Именно эта её роль и определяет возрастающую значимость «мягкой силы» в международных делах как фактора, способствующего или препятствующего установлению доверия в глобальных отношениях. По его мнению, наличие доверия в международных отношениях - предпосылка решения любых проблем, ибо международная политика говорит от лица массовых интересов, а ими поступиться не получается, так как в действие вступают законы внутренней политики, то есть доверия между электоратом и элитой. Анализируя практическое выражение базовых ценностей западноевропейских стран и России, автор делает вывод о низкой эффективности стратегии «мягкой силы» в паре «Россия - ЕС». Наличие в многогранных и многоплановых отношениях между Россией и Европейским союзом теснейшим образом переплетённых национальных интересов самых разных стран не делают эти отношения проще, а груз историко-психологических проблем не добавляют им доверия. Поэтому в условиях его дефицита разумно сделать выбор в пользу постоянно функционирующего и формализованного диалога, причём лучше всего - по конкретным, в том числе техническим, аспектам сотрудничества. В завершение автором предлагаются рекомендации относительно средне- и долгосрочных перспектив двусторонних отношений Россия-ЕС.

В статье анализируются теоретические положения концепции «мягкая сила» и её применение различными участниками в Центральной Азии; отмечается, что и исследователи, и практики недостаточное внимание уделяют такому ключевому положению концепции Дж. Ная, как привлекательность. В результате на практике значительно снижается эффективность использования «мягкой силы». Показывается также, что привлекательность не является универсальной характеристикой. По этой причине привлекательность, а значит, и «мягкая сила» у разных акторов разная и направлена на разные слои населения. Данные различия ведут к конкуренции акторов, но не сводят взаимодействие в регионе к игре с нулевой суммой. «Мягкая сила» широко применяется как внешними по отношению к ЦА акторами, так и внутренними. В статье рассматриваются конкретные формы и направления реализации «мягкой силы» Россией, США, ЕС и Китаем в отношениях со странами данного региона. При этом внерегиональные участники используют разные стратегии и оказывают влияние на разные группы населения. Так, Россия ставит задачу работы с русскоязычной аудиторией; США в значительной мере уделяют внимание интернет-технологиям в работе прежде всего с молодёжной аудиторией; США и ЕС ориентируются на разнообразие программ, включая экологические и охрану здоровья; Китай стремится оказывать влияние через официальные каналы, делая акцент на языке и культуре; ЕС и Китай используют «мягкую силу» во многом для реализации экономических интересов. В свою очередь, Казахстан предпринимает меры, которые также выглядят привлекательными для многих. Все акторы используют свои официальные структуры, а также неправительственные организации. В статье вместе с тем подчёркивается, что государства Центральной Азии являются не просто реципиентами «мягкой силы» внешних акторов, но и сами формируют стратегии поведения, которые являются привлекательными для других.

Образовательные обмены являются ключевым элементом публичной дипломатии большинства стран, они считаются эффективными в данной области внешнеполитической деятельности. Обменным программам приписывают существенную роль, например, в послевоенном примирении Франции и Германии, в определении исхода холодной войны. Соответствующие аспекты публичной дипломатии остаются значимыми элементами внешнеполитического инструментария США, ФРГ, многих других стран. Россия в последнее десятилетие активизировалась в публичной дипломатии, в связи с чем роль образовательных обменов увеличивается, о чём свидетельствует и рост публикаций в экспертном сообществе. Однако стратегия, качество организации, оценки эффективности и использования современных технологий остаются на относительно невысоком уровне, что приводит к неэффективному использованию ресурсов. Для повышения их эффективности необходимо выделить приоритетные тематические направления, которые станут основой российской публичной дипломатии (и внешней политики), и сделать их ядром образовательных программ. Кроме того, необходима систематическая работа по оценке эффективности действующих и реализованных проектов, которая позволит определять результативность программ и соразмерность используемых ресурсов. Образовательные обмены должны быть направлены не только на привлечение иностранных студентов в Россию, но и на содействие российским студентам в обучении за рубежом, а преподавателям - в преподавании за рубежом. Наконец, международный опыт свидетельствует о необходимости поддержания связи с выпускниками обменных программ и содействия им в поддержании связи друг с другом, в том числе с использованием современных технологий.

Статья посвящена роли русского языка в Центральной Азии и перспективам развития его ресурсов в контексте евразийских интеграционных процессов. Русский язык в Центральной Азии имеет давнюю историческую традицию. Не утратил он своей значимости даже на фоне нескольких волн «дерусификации», прокатившихся после 1991 г. Несмотря на снижение статуса в публичной сфере, он сохраняет существенную общественную значимость, причём за годы независимости распространение русского языка среди титульного центральноазиатского населения значительно сократилось лишь в Туркмении. Его позиции как активного коммуникативного ресурса обеспечиваются: социальной традицией; конкурентоспособностью русскоязычного образования; преимуществами «двуязычного» бизнеса; потребностями трудовых мигрантов; интересами кадрового обеспечения и рядом других прагматических соображений, роль которых в контексте продвижения Евразийской экономической интеграции будет возрастать. Несмотря на трудности, говорить об упадке русского языка в Центрально-Азиатском регионе преждевременно. В упадке находятся скорее многие институты, обеспечивающие его сохранение и дальнейшее продвижение. Поэтому на повестке дня стоят новые масштабы и формы практической работы, в которой заинтересована не только Россия, но и страны Центральной Азии. Показательно, что давление на ресурсы русского языка в регионе только повышает вероятность межнациональных конфликтов и ведёт к усилению позиций политического радикализма в Центрально-Азиатском регионе. Консолидация пространства русского языка в этом регионе в ближайшие годы будет всё больше зависеть от специализированных и адресных проектов, реализуемых посредством негосударственных образовательных структур, учреждений культуры, СМИ, доступных и интересных для представителей титульного населения. В этой связи ключевым связующим звеном обоих профильных направлений выступают программы подготовки педагогических кадров с привлечением представителей всех народов Центральной Азии.

Статья посвящена анализу государственной политики ФРГ в области высшего образования и науки как важнейших политических инструментов в обеспечении конкурентоспособности и влияния государства на международной арене. В современной глобальной борьбе за лидерство Германия делает ставку на «мягкую» и «умную» силу («soft and smart power»). Важнейшим политическим инструментом в обеспечении конкурентоспособности и влияния государства на международной арене является триада - высшее образование, научные исследования и человеческий капитал. В статье исследуются наиболее значимые за последнее пять лет инициативы федерального правительства и германских земель, направленные на укрепление позиций Германии в качестве мирового центра высшего образования и проведения передовых научных исследований. Под влиянием Болонского процесса в ЕС ФРГ существенно активизировала политику в области высшего образования и научных исследований с целью укрепления позиций Германии как «центра притяжения» и подготовки высококвалифицированных специалистов, учёных и студентов. В последние годы Германия проводит активную политику поощрения иммиграции «с целью обучения» из третьих стран. Германия входит в топ-10 стран, наиболее привлекательных для иностранных студентов, наряду с такими признанными странами-лидерами по количеству принимаемых иностранных студентов, как США, Австралия, Великобритания, Франция и Япония. В 2012 г. международные студенты, обучающиеся в высших учебных заведениях Германии, стали третьей по численности группой мигрантов после семейных и трудовых мигрантов. Основной страной-поставщиком иностранных студентов в Германию является Китай. В топ-10 стран-поставщиков иностранных студентов также входят четыре государства ЕС -Польша, Болгария, Австрия и Франция.

В статье отмечается, что стремительное ухудшение социально-экологической ситуации на планете и возникновение реальной угрозы антропоэкологической катастрофы диктует необходимость отказа от старой модели цивилизационного развития и формирования вначале в теории, а затем и на практике - новой стратегии устойчивого развития человечества с учётом основного социоприродного противоречия. Эта новая форма цивилизационного развития должна стать рационально управляемой в планетарном масштабе, обеспечивая выживание и темпоральное продолжение существования человечества и биосферы. Авторы рассматривают устойчивое развитие как жизненно важную (в перспективе - доминирующую) ориентацию международных, мирополитических и глобальных процессов, что обуславливает необходимость интеграции данной концепции в соответствующие научные дисциплины и направления исследований. Используя подход А. Д. Богатурова к концептуализации дисциплины «мировая политика», авторы статьи исходят из понимания мировой политики как прежде всего эволюционной формы глобального политического развития. Глобальным аттрактором этой эволюционной трансформации является обретение международно-мировой политикой реальной глобальной целостности, что отражает социоприродную специфику всех глобальных процессов. Авторы предполагают, что эти процессы будут развёртываться через переход к устойчивому развитию. В качестве фундаментального процесса на пути усложнения глобально-политической структуры в контексте перехода к устойчивому развитию авторы рассматривают развитие глобальной системы мирополитической субъектности, которая в эволюционной перспективе перехода к устойчивому развитию должна привести к формированию единого субъекта глобальной политики и глобальной деятельности во всех её ракурсах. В статье показано, что доминирующий государствоцентричный подход воспроизводит политическую модель неустойчивого развития, для которой характерны архаичные предпосылки политического реализма, стихийное выстраивание системы и нарастание угрозы глобальной безопасности.

В статье анализируется значение поездки М.С. Горбачёва в Великобританию в декабре 1984 г. для дальнейшего развития отношений между СССР и Западом. Визит был инициирован премьер-министром М. Тэтчер для знакомства с потенциальным лидером Советского Союза, посредником между которым и президентом США Р. Рейганом она надеялась стать. Активизация отношений с СССР была частью курса британского премьера на возвращение Англии на мировую арену в качестве активного игрока после победы в войне за Фолкленды. Переговоры в Лондоне представляли собой в первую очередь дискуссию о проблемах стратегической стабильности, призванную дать сторонам лучшее понимание позиций друг друга и не предполагавшую заключения политических соглашений в силу характера визита и того, что такие договорённости могли быть заключены только между СССР и США. Двусторонняя составляющая переговоров преимущественно сводилась к расширению экономического сотрудничества между двумя странами, а также таким «раздражителям» отношений, как права человека и поддержка Советским Союзом забастовок британских шахтёров. Тезисы М.С. Горбачёва о необходимости нового политического мышления и Европе как «общем доме», впервые провозглашённые им во время визита в Великобританию, были восприняты в Лондоне как не имеющая реального содержания риторика. Тем не менее у британского премьера сложилось впечатление, что с советским политиком можно будет вести доверительный диалог. Положительное впечатление будущий лидер СССР произвёл также на британское общественное мнение. При этом позднейшие заявления как самой М. Тэтчер, так и критиков М.С. Горбачёва о судьбоносном характере их первой встречи, якобы во многом предопределившей развитие отношений Востока и Запада в период перестройки, представляются преувеличенными. В то время ни в Лондоне, ни в Москве не допускали возможности смены строя и распада СССР в обозримой перспективе.

В работе проведён анализ целей и особенностей формирования офшорных зон в мире и сделан вывод, что в целом офшорные зоны, благоприятные в налоговом отношении, оптимизируют международное экономическое сотрудничество, включая торговлю и предпринимательство. В статье подчёркивается, что в настоящее время в России сложились два подхода, приверженцы которых имеют противоположные взгляды на борьбу с офшорами. Одни считают, что нужно ввести запрет на бизнес, который управляет российским бизнесом из иностранных юрисдикций и выводит туда прибыль. Другие уверены, что сначала надо улучшить условия для бизнеса в России, а затем уже требовать возвращения денег. Авторы статьи предлагают комплексное решение проблемы «деофшоризации» экономики, которое, по их мнению, должно содержать не только экономический, но и политический, институциональный, административно-правовой и налоговый компоненты. В целом предлагается обеспечить стабильные, понятные, прозрачные и объективные правила работы бизнеса во всех сферах, сделать так, чтобы нелегальный вывод капиталов/активов в офшорные зоны стал репутационно и экономически невыгодным. С этой целью предлагается принять практические меры, направленные на повышение транспарентности офшорного бизнеса. В частности, перспективными направлениями деофшоризации российской экономики с учётом мирового опыта определены: - развитие и совершенствование финансовой, налоговой, институциональной и административно-правовой сфер в целях привлечения иностранных инвестиций в Российскую Федерацию; - минимизация офшорных операций субъектов хозяйствования с государственным участием; - оптимизация деятельности Банка России как мегарегулятора в сфере деофшоризации российской экономики; - расширение деятельности банков с российским участием за границей для обеспечения экономических потребностей субъектов хозяйствования.

Важную роль в современной макроэкономике играет вопрос о факторах, которые ускоряют или замедляют развитие экономики. Наряду с традиционным подходом, описанным в рамках неоклассической экономической школы, появились новые подходы к изучению указанной проблемы. Существенным становится влияние денежного рынка и кредитных инструментов на экономические циклы. Кредитные деньги банковских и финансовых структур способны влиять на перераспределение ресурсов между секторами национальной и глобальной экономики. В работе:
– проведён эмпирический и эконометрический анализ ряда макро-экономических, кредитных и монетарных показателей России с использованием актуальных эконометрических методов анализа временных рядов;
– получены количественные оценки влияния кредитных переменных на объём реального ВВП и доказано, что на краткосрочных периодах кредитные факторы существенно влияют на реальный выпуск;
– показано, что изменение краткосрочных ставок значимо влияет на реальный выпуск в краткосрочном периоде;
– построены функции импульсного отклика, показывающие распространение во времени шоков кредитных переменных, шоков денежной массы и шоков изменения краткосрочной ставки.
Для исследования кредитных циклов и их влияния на циклы деловой активности в статье проведены расчёты, базирующиеся на квартальных данных с первого квартала 2004 г. по второй квартал 2013 г. Все ставки скорректированы на инфляцию, другими словами, используются реальные ставки. Все расчёты выполнены с использованием свободно распространяемого мультиплатформенного эконометрического программного пакета gretl.

Секьюритизация лизинговых активов получила широкое распространение за рубежом в течение последних десятилетий. Под секьюритизацией лизинговых активов обычно подразумевается процесс формирования портфеля на основе будущих лизинговых платежей одной и (или) более лизинговых компаний и продажи ценных бумаг инвесторам для последующего рефинансирования лизинговых операций. При этом актив, переданный в лизинг, выступает в качестве обеспечения этих бумаг. Номенклатура имущества включает офисное, медицинское, тренажёрное, видеооборудование, а также автотехнику, вышки сотовой связи, продукцию тяжёлого машиностроения и компьютеры. Сущность секьюритизации лизинговых активов заключается в изоляции потоков лизинговых платежей от риска банкротства лизингодателя. Наибольшее развитие рассматриваемый механизм получил в США, поэтому рассмотрение опыта его применения в этой стране представляется особенно актуальным. Внимания заслуживает и вопрос снижения кредитного риска инвестора. Для его решения применяется внешнее и внутреннее обеспечение в различных видах. Заинтересованность участников в секьюритизации лизинговых активов заключается в распределении рисков между ними, появлении нового источника финансирования, снижении стоимости привлекаемых ресурсов, повышении ликвидности лизингового портфеля и оптимизации управлением балансом предприятия. Привлекательность этого инструмента для лизинговой компании в случае, когда она не располагает свободными собственными средствами для развития бизнеса, представляет отдельный интерес. Секьюритизация позволяет лизинговой компании умножать источники привлечения капитала и получать задел на будущее, расширять сферу вариантов деятельности и предоставлять ей новые возможности для финансирования проектов. Для широкого внедрения схем секьюритизации в практику российского лизингового бизнеса необходимо развитие, а по некоторым аспектам и создание соответствующей законодательной базы. В условиях наблюдаемой во всём мире тенденции к широкому применению этого инструмента, который даёт мощный импульс к развитию как банковскому, так и реальному секторам, Россия не может оставаться в стороне от этого процесса.

Автор посвятил своё исследование проблемам глобальной продовольственной безопасности в приоритетах Единой аграрной политики (ЕАП) Европейского союза. Исследование даёт представление об основных параметрах Единой аграрной политики Евросоюза и основных этапах её реформирования. В статье показано, что приоритеты ЕАП сконцентрированы прежде всего на обеспечении продовольственной безопасности государств - членов Евросоюза и его населения, а также интересах своего аграрного сектора. Особое место в этом процессе занимают современные вызовы глобальной продовольственной безопасности (мировые продовольственные кризисы 2007-2009 гг., вспышки голода в кризисных регионах Африки и проблема хронического голода и недоедания). В этой связи ЕС пытается в интересах стабилизации мировых аграрных рынков параллельно решать задачи оказания содействия развитию слаборазвитых экономик и нейтрализации угроз глобальной продовольственной безопасности. Вместе с тем ЕС пока не в состоянии преодолеть сосредоточенность ЕАП прежде всего на получении ЕС выгодных условий на международных рынках для своих крупнейших аграрных концернов в ущерб интересам мелких и средних сельхозпроизводителей в странах Юга. В результате разрыв между реальной политикой ЕАП и декларированными ЕС целями оказания содействия развитию не сужается. Ведущаяся в рамках ЕС дискуссия о дальнейших направлениях реформы ЕАП в целом способствует корректировке стратегии ЕАП в отношении содействия развитию. Однако многое будет зависеть от того, насколько официальные круги ЕС смогут отойти от традиционной ориентации на внутренние интересы европейского аграрного лобби. Разрыв между стратегией ЕС на продвижение экспорта своих сельскохозяйственных продуктов и реальным вкладом ЕС в содействие развитию и решение глобальной продовольственной безопасности становится всё более «уязвимым» местом ЕАП в отношении развивающихся стран.

В статье рассматривается политика Европейского союза, направленная на распространение системы ценностей, демократических стандартов, законодательных практик и форм управления ЕС в соседних средиземноморских государствах, то есть проанализирован частный случай политики внешней демократизации, которая позиционируется автором как побуждение к демократии с помощью инструментов «мягкой силы». Включение средиземноморского направления в сферу международных интересов ЕС исторически обусловлено соображениями его безопасности. Стартовавший ещё в 1995 г. Барселонский процесс, по идее ЕС, был направлен на создание евро-средиземноморской политической идентичности и развитие Евро-Средиземноморского партнёрства с целью демократической трансформации Средиземноморского региона. Этого не удалось достичь, принимая во внимание внутреннюю дилемму ЕС "секьюритизация/демократизация". В статье последовательно исследуется эволюция Барселонского процесса, превратившегося в Союз для Средиземноморья в 2008 г., а также обновлённый подход ЕС к евро-средиземноморскому сотрудничеству после "арабской весны" 2011 г. Автор приходит к выводу, что отсутствие в ЕС единой внешнеполитической стратегии в отношении государств Средиземноморья ограничивает роль ЕС как внешнего фактора демократизации в макрорегионе Северной Африки и Ближнего Востока затрудняет процесс европеизации как регионального измерения демократизации. При этом перед Европейским союзом возникает новая дилемма: между отказом от традиционного курса демократизации соседних арабских государств и выбором в пользу более прагматического сотрудничества с новыми режимами, чуждыми ЕС с идеологической точки зрения.

Анализ и изучение терроризма во всех проявлениях, особенно после его трансформации из явления, сопутствующего отдельным странам, в угрозу всемирного масштаба, представляет собой сложную и запутанную проблему, в которой пока гораздо меньше чётких правовых установлений, чем это кажется на первый взгляд. К настоящему времени терроризм и связанные с ним деяния получили специальную криминализацию в уголовном праве большинства стран мира. При этом современное уголовное законодательство содержит целые системы норм об ответственности за преступления террористического характера, существенно отличающиеся друг от друга в различных странах. Осуществлена его криминализация и в большом числе международных антитеррористических договоров универсального и регионального характера. Автор отмечает, что разница приведённых в них дефиниций создаёт препятствия для международного сотрудничества в сфере уголовного судопроизводства по уголовным делам о терроризме. В основе возникающих трудностей лежит необходимость учёта принципа двойной криминальности и принципа невыдачи лиц, обвиняемых в политических преступлениях. Преодолеть эти трудности возможно в случае выработки общепризнанного определения понятия «международный терроризм» и придания ему юридически обязательной силы международным договором универсального характера. В итоге вопрос об определении понятия «международный терроризм» является важнейшей составляющей эффективного сотрудничества государств в борьбе с этим преступлением. По результатам проведённого исследования в статье приводятся актуальные данные о современном состоянии решения международным сообществом проблемы криминализации международного терроризма, о факторах, влияющих на этот процесс.

Автор рассматривает историю и особенности нормативного регулирования лоббизма в США и Канаде, выявляет тенденции развития законодательства. США, а затем и Канада стали одними из первых государств в современном мире, которые нормативно урегулировали отношения по продвижению интересов общества и бизнеса в органах управления, организации законного давления на власть. Автор изучает эволюцию развития законодательства о лоббизме в США, в частности останавливается на Законе о регистрации иностранных агентов 1938 г., Законе о лоббировании 1946 г., Законе о раскрытии лоббистской деятельности 1995 г. в США, а также эволюцию законодательства в Канаде, где действует Акт о лоббизме 1989 г., претерпевший значительные изменения за последнее десятилетие. Принимая во внимание форму территориального устройства США и Канады, автор рассматривает особенности законодательства ряда субъектов федерации. Кроме того, автор не оставляет без внимания деятельность контролирующих органов, порядок регистрации и предоставления отчётности лоббистами, выявляет преимущества и недостатки законодательного закрепления такого института как лоббизм. Так, в работе выявляется перечень информации, которая должна быть предоставлена лоббистами регулирующим органам, при этом автор справедливо замечает, что спектр предоставляемой информации и её детализация шире в США, чем в Канаде. В работе рассматривается ответственность за нарушения законодательства о лоббизме. Например, в США предусматривается уголовная ответственность сроком до пяти лет и штрафы до 200 тыс. долларов США. На основе опыта США и Канады автор выделяет ключевые вопросы, требующие нормативного закрепления, и, в частности, чёткое определение лоббизма и лоббиста, необходимость раскрытия информации о клиентах и выплаченных денежных суммах, закрепление механизмов контроля и ответственности.

Проблематика сетевых компьютерных нападений (СКН) сегодня остра, как никогда. Использование государствами СКН для шпионажа, прекращения или приостановки деятельности компьютерных систем других государств и частных лиц стали реальностью. Государства действуют через своих агентов или привлекают для совершения атак группы наёмных хакеров. При этом вопрос о применимости международного права ни в доктринальном отношении, ни в практике окончательно не решён. Тем не менее существующий правовой режим (со всеми возможными его недостатками) обладает потенциалом для решения существующих проблем. Обязательства, взятые государствами по Уставу ООН и другим международным договорам, создают правовой режим, который невозможно игнорировать. Так, в зависимости от интенсивности характера последствий СКН могут являться или не являться нарушением запрета на применение силы (ст.2 Устава ООН), могут даже достичь порога вооружённого нападения, при котором государства получают право применить самооборону (ст.51 Устава ООН). Анализ существующего правового поля позволяет выявить пробелы и недостатки правового регулирования. Проблематика СКН довольно активно обсуждается в западной литературе, и это тем обиднее, что отечественная не уделяет ей должного внимания. В статье автор исследует проблематику сетевых компьютерных нападений, даёт их определение, анализирует юридический объём термина. Автор определяет те специфические черты СКН, которые представляют интерес с точки зрения современного международного публичного права.

В рамках настоящей статьи автор освещает процесс подсчёта голосов и порядок обнародования результатов выборов в Швейцарской Конфедерации. В Швейцарии, наряду с другими странами-членами ЕС, особое внимание уделяется этапу определения результатов голосования. Согласно п. 2 ст. 149 Конституции Швейцарии выборы в Национальный совет, который является одной из двух палат парламента страны, проводятся по пропорциональной избирательной системе. Для распределения депутатских мест законодательство Швейцарии использует систему Гогенбах-Бишофа. Однако выбранная формула определения квоты голосов на один мандат находит неоднозначную оценку среди швейцарских учёных и правоведов, в связи с чем возникают дискуссии о возможности её модификации. Автором проводится анализ механизма определения количества мандатов, получаемых политической партией при соединении избирательных списков. Данная схема блокирования политических партий довольно распространена в Швейцарии и при правильно продуманной стратегии позволяет партиям за счёт неиспользованных голосов избирателей занимать дополнительные места в парламенте. Наряду с крупными у малочисленных политических партий также существует возможность в некоторой степени конкурировать и улучшать свои показатели на выборах. В результате отмечается, что соединение избирательных списков может оказать большее влияние на итоги выборов, чем успешно проведённая партией избирательная кампания. В настоящей статье автор также даёт краткую характеристику основным политическим партиям Швейцарии и приводит статистические данные распределения мест по результатам выборов от 23 октября 2011 г. в 49-ю легислатуру Национального совета. В результате автором даётся целостная картина подведения результатов голосования в Швейцарской Конфедерации. Представленный материал особо интересен и актуален в условиях совершенствования избирательного законодательства в Российской Федерации. Изложенная автором информация будет полезна всем, кто интересуется избирательным правом.

Статья посвящена анализу образа учёного на материале российских фильмов о науке последних лет. В работе анализируется два круга проблем: 1) специфика и роль популярной науки в жизни общества; 2) национальные особенности научных культур. В статье доказывается, что популярная наука не должна рассматриваться в качестве бледной копии настоящей науки. Наоборот, современные модели научной коммуникации предполагают, что уровень популярной науки имеет собственную значимость и способен влиять на состояние уровня профессиональных учёных. В том числе, поскольку область популярной науки менее связана с наднациональными научными нормами, чем академическая наука, весьма вероятно, что она явственнее проявляет национальные особенности научной деятельности. В итоге анализ современных российских кинолент показывает, что сложившаяся ещё в петровские времена традиция, когда самосознание российских учёных самоопределялось по отношению к государству (учёный-госчиновник/учёный-оппозиционер) сохраняется до сих пор. Фактически интерпретация дилеммы учёный-государственник и учёный-либерал российским кино показывает, что у научного работника нет выбора, так как он проигрывает всегда, а государство - никогда. Учёный в кинофильмах часто символическая фигура, представляющая народ. В этой связи угнетение государством науки превращается в угнетение народа, а сам учёный - в мученика за народ. Разумеется, подобные настроения созвучны относительно узкой интеллектуальной прослойке россиян. Однако и в этом случае затронутые кинолентами темы не только становятся объектом общественного внимания сейчас, но ещё долго будут будоражить умы как внутри научного сообщества, так и за его пределами. Именно такое представление о безвыходности доли учёного становится благодаря кино предметом общественного внимания.

Непродолжительная история развития науки в Алжире характеризуется сменяющими друг друга взлётами и падениями в попытках руководства и алжирских исследователей создать собственную науку с национальным лицом, защититься от влияния западной научной традиции, ассоциирующейся с колониальным периодом, но в то же время, имея в виду отсутствие своего организационного и научного опыта, перенять основы научного знания и принципы функционирования систем научных институтов. С момента основания независимого алжирского государства научное развитие страны так или иначе было связано с активным содействием со стороны европейских государств, в первую очередь Франции, а также других западных и незападных стран. В настоящее время алжирское руководство демонстрирует приверженность совершенствованию собственного научно-исследовательского потенциала при активном взаимодействии с иностранными партнёрами. В статье внимание автора концентрируется на изучении современного (с начала 2000-х гг.) этапа развития науки в Алжире, в связи с чем формулируется вывод о том, что, несмотря на целый ряд существующих на сегодня проблем, главными из которых представляются отсутствие сложившегося цельного научного сообщества в стране и продолжающее преобладать государственное участие в научной политике, алжирская наука за последнее десятилетие совершила заметный скачок. Эффективно выстроенная организационная научная структура, расширяющееся научно-техническое международное сотрудничество и растущие расходы государства на научную политику позволяют делать позитивные прогнозы касательно научного будущего Алжира.

В статье рассматривается вопрос, какие изменения должны быть внесены в сформулированную Э. Дюркгеймом теорию социальной аномии и развитую Р. Мертоном, в связи с тем что современное общество вступило на качественно новую ступень своего развития, характеризуемую понятием «сложное общество». Аномия в простом традиционном и индустриальном обществе может быть определена как структурная. В самой социальной системе обнаруживаются факторы, структурирующие условия, в которых девиантное поведение становится «нормальным» ответом на социальную ситуацию. Аномия современного сложного общества может быть определена как рефлексивная. Многообразие ценностно-нормативных систем в нём приводит к тому, что нормы превратились в акт выбора, центр принятия решений сместился на уровень микромира, они стали столь же мало предсказуемыми, как и вся общественная жизнь в целом. Люди не желают понимать, в каком состоянии может оказаться мир в случае полного разрушения идеи солидарного существования, понимать необходимость принятия ради неё определённых ограничений. Наряду с этим проявлением социальной слепоты мы наблюдаем крайне слабо выраженное в сознании представление об ответственном существовании. Это в ситуации «постмодернистского произвола», когда на смену поведению ритуалистически-нормативному должно идти ценностно-нормативное поведение, внешний социальный контроль всё более уступать пространство внутреннему социальному контролю. И всё же минимальный моральный консенсус и возможен, и жизненно необходим.

Последние пять лет отмечены появлением массовых глобальных и региональных социальных движений вне институциональных образований, представляющих собой открытые системы, которым свойственна спонтанность. Они не имеют рельефной иерархии и лидеров; информация, исходящая от участников движения, распространяется подобно вирусам; информирование происходит преимущественно за счёт использования новейших электронных средств коммуникации, а именно - массовых самокоммуникаций, являющих собой автономное от властных институтов коммуникационное пространство. Особенностью социальных движений нового типа является их зарождение в виртуальном пространстве. Новые практические механизмы консолидации на фоне роста доли молодого населения в странах связаны с техническими инновациями, повлиявшими на качественные изменения коммуникации и установившимся информациональным обществом. Виртуальные средства массовых самокоммуникаций становятся ведущим практическим механизмом для социальной консолидации. Процесс консолидации усиливается на фоне кризиса легитимности власти и доверия к власти, а также является признаком зарождения новой формы гражданского общества. В России первые официальные упоминания о сетевой логике устроения общества, а именно о сетевой экономике, появились весной 2012 г. [12]. В 3-й главе «Стратегии-2020» было признано, что наряду с приоритетной поддержкой группы передовых технологий и секторов, а также созданием новейшей производственной инфраструктуры важнейшим направлением инновационной политики страны должно стать развитие сетевой кооперации и сетевых взаимодействий [15]. Тем не менее активных действий для создания открытой системы, адекватной новым социальным тенденциям со стороны государственных структур сделано не было, что приводит к заключению: Россия, как и многие другие страны, находится только в точке бифуркации своего нового социально-политического развития.

Статья посвящена анализу философской антропологии великого испанского художника XVII века Диего Веласкеса, рассмотренной сквозь призму проблем, которые ставит жизнь современной России; её «отражений» в произведениях современных российских художников и осмысления подобных «отражений» в отечественном философском дискурсе. При этом философская антропология Веласкеса реконструирована на основании его произведений, составивших гордость коллекции мадридского музея Прадо. Как следствие, значительное внимание уделено методу, позволяющему осуществить подобную реконструкцию. Автор статьи исходит из убеждения, согласно которому философски информативными можно считать не только письменные тексты. Определённой семантикой, несомненно, обладают и «тексты» визуальные, связанные с мировоззренческой составляющей художественного творчества. Выраженные языком изобразительного искусства, подобные образные ряды содержат внятную смысловую компоненту, реконструкция которой поддаётся строгому научному и философскому анализу и корректируется с его помощью. При этом не следует полагать, что образы «переводятся» в «текст слов»: напротив, философская реконструкция предполагает не столько «вербализацию» визуального ряда, сколько когерентное ей логосное освоение смысла картины (в данном случае) на фоне исторического и историко-философского «пейзажа». Подобное исследование по понятным причинам «обречено» на компаративизм. Актуальность обращения к указанной проблематике продиктована ещё и тем обстоятельством, что ряд вопросов, нашедших яркое и последовательное (как показывает философско-антропологическое исследование) воплощение в творчестве Веласкеса, живо интересуют современных мыслителей, говорящих языком современного изобразительного искусства. В числе таких вопросов - «тема зеркала», вопрос о соотношении интеллектуального и рационального в сознании человека и, следовательно, задача прояснения сущности «антропологических констант»; наконец, вопрос о самом человеке как носителе нравственного начала. Сравнение позиций, предъявленных современной религиозной живописью, с идеями Веласкеса позволяет проследить развитие философской антропологии по линии её важнейших категорий -человек, общество, сознание, телесность, творчество и т.д.

В статье рассматривается образ Испании сквозь призму концепта праздник, который является одной из главных составляющих национально-культурного мировидения данного этнолингвистического сообщества. В условиях современного глобалистского мира с его универсализацией ценностей испанцы сохраняют свою идентичность и традиции, а праздник, как мегаконцепт в совокупности множества сущностей, признаков и явлений, пронизывает когнитивное пространство и определяет национальную картину мира. В рамках темы автор даёт определение таким экстралингвистическим понятиям, как коррида, дуэнде, тертулия, мовида, ботельон, рассуждает об исторической роли театра, о значении «культуры кофе», трапезы и общения, месте и роли религиозных и народных праздников в жизни испанцев. Познание особенностей концепта «праздник» в различных аспектах общественной жизни Испании позволяет лучше понять словообразовательный потенциал испанского языка, его метафоры, стилистическую образность. «Праздник», как ключевое слово испанской лингвокультуры, наполнен языковыми и фоновыми смыслами, которые нужно рассматривать в различных измерениях - речевом, невербальном, визуальном, текстуальном, что в конечном итоге способствует успешной межкультурной коммуникации.

Вопросы образования в настоящее время прочно занимают главные позиции в области формирования современного человека, гармонично развитой личности. Это вопрос не местного, а глобального значения. Не чужд он и арабским странам. Знакомство с образовательными системами арабских стран и их историей входит в лингвострановедческий модуль преподавания арабского языка. Проблема получения знаний и методов приобщения к ним через воспитание и обучение в арабском мире имеет давнюю историю. В доисламский период это были практические знания и навыки, необходимые для выживания в суровых условиях кочевой жизни. Главным методом их получения и передачи было домашнее воспитание, подражание взрослым и наставления старших. С приходом ислама во времена пророка Мухаммада появляются новые подходы к проблеме знаний. В этот период знание предстаёт в виде божественного откровения - Корана. Задачей обучения становится познание предписаний и истин нового учения, соединение духовного и физического совершенствования молодых людей с целью их активного участия в распространении ислама. Среди методов получения образования этого периода, наряду с домашним воспитанием и обучением у частных преподавателей, получает распространение посещение религиозных школ первой и второй ступени, военное обучение. По мере развития и укрепления Арабского халифата происходит дальнейшее совершенствование образовательной системы, возникает педагогическая наука. Создаются школы нового типа - медресе, в которых помимо богословских наук изучались и светские науки. Современная система образования во многих арабских странах копирует систему образования бывших метрополий. Так, представленная в статье система начального и среднего образования в странах Магриба формировалась под влиянием французской образовательной системы, хотя в ряде случаев она учитывает специфические национальные особенности.

Статья посвящена проблемам развития высшего образования в арабских странах начиная со времён халифов в VII в. и до наших дней. В арабском халифате развивались научные центры, действовавшие на принципах греческой науки и культуры. Следует отметить также огромную роль переводчиков в развитии науки. Именно их трудам мы обязаны сохранением античной школы. Многие древние научные труды Европа получила только в арабских переводах. Это свидетельствует о том, что арабская наука и образование имели мощный фундамент античной науки. Высшее образование в арабских странах имеет глубокие и старинные научные корни. Несмотря на это, оно в настоящее время испытывает огромные трудности, в первую очередь из-за политической нестабильности в регионе. Многие арабские государства ориентируются на сотрудничество в этой сфере со странами Евросоюза и с США. На Россию, к сожалению, в настоящее время приходится довольно незначительная часть из всех обучающихся за рубежом арабских студентов - всего около 3%. Высшее образование арабских стран в настоящее время находится под сильным влиянием систем образования Франции и США. В последнее время усилилось взаимное влияние арабских систем образования. Одной из главных проблем высшего образования в арабских странах является спад его качества, сильное отставание от европейского образования. Причиной тому является недостаточное финансирование. В статье проблемы высшей школы даются в общем, а также на примере высших учебных заведений Египта. Египет имеет одну из самых древних и наиболее самобытных систем образования в арабском мире. В статье показаны светские учреждения, а также один из самых древних и влиятельных религиозных университетов Аль-Азхар. Последнее время всё большее значение и популярность приобретают религиозные образовательные учреждения. Религиозная жизнь проникает во все сферы общества.