Тот факт, что большинство стран АТР успешно преодолевают мировой финансовый кризис, подтверждает прогнозы экспертов о том, что этот регион становится локомотивом мирового развития. Таким образом, этот регион должен стать основным партнером для России. Сейчас Россия развивает свое сотрудничество с такими организациями этого региона, как АТЭС и АСЕАН, но отныне ей следует обратить внимание на некоторые новые инициативы по формированию более тесного сотрудничества в Восточной Азии, как, например, японскую инициативу Восточноазиатского сообщества, и на процесс формирования зон общей торговли и общей валюты в Восточной Азии. Как известно, в АТР нет единого доминирующего международного объединения, подобного ЕС в Европе. Вместо этого здесь действуют несколько региональных образований разного формата и разной нацеленности. Со многими из них Россия уже сотрудничает. Мировой финансовый кризис в значительной мере затронул Европу и США, однако многие страны АТР пережили его, не понеся ощутимых экономических потерь. Тем самым подтвердились прогнозы экспертов о том, что этот регион превращается в локомотив мирового развития. И, возможно, это превращение происходит даже быстрее, чем прогнозировалось раньше. Это обстоятельство повышает ценность АТР как возможного партнера России, сотрудничество с которым поможет ей не только решить задачи подъема Сибири и Дальнего Востока, но и оживления всей российской экономики. Возникает вопрос, с кем из «обитателей» АТР России следует развивать сотрудничество, чтобы максимально эффективно вписаться в экономику региона?

В данной статье рассматриваются некоторые аспекты сотрудничества России и Южной Кореи в научно-технической сфере на современном этапе, когда Россия приступила к модернизации экономики, а Республика Корея поставила амбициозные задачи по выводу страны в число наиболее развитых в экономическом и социальном отношении государств. Автор подчеркивает важность углубления российско-южнокорейской кооперации в сфере инновационных технологий и делает вывод о необходимости более активного вовлечения в научно-техническое сотрудничество российской вузовской науки.

Политические процессы в государствах Центральной Азии трудно поддаются прогнозу. Сложившаяся ранее в этом регионе подсистема международных отношений на данный момент претерпела значительные изменения под влиянием внешних центров силы. Открытие в начале 2000-х годов в регионе военных баз НАТО вызвало заметную обеспокоенность не только России, но и Китая. Среднеазиатским лидерам нравится термин «многовекторность» как определение их внешнеполитического курса, хотя в их исполнении это - элементарная всеядность или, правильнее, неразборчивость. Больше всех в подобной политике преуспела Киргизия, прославившаяся, например, тем, что на ее территории успешно действуют военные структуры двух противоположных «по знаку» блоков - НАТО и ОДКБ. Большая часть внешнего долга (2,2 млрд. долл.) Киргизии сложилась из заимствований у контролируемых США международных финансовых институтов, например, Всемирного банка. Это обстоятельство как раз и является тем самым крючком, на котором Запад держит маленькую среднеазиатскую республику. Имеет виды на Киргизию и соседний Китай, чьи экономические интересы здесь год от года нарастают. В своих устремлениях между Россией, США и Евросоюзом продолжает метаться Узбекистан. Это очевидная попытка Ташкента следовать своей исконной линии игры на противоречиях внешних центров силы, стремясь получить максимум выгоды для себя. Тем же самым, в разной степени, занимаются и Казахстан с Таджикистаном. Таким образом, построение прогностических сценариев развития ситуации в центрально-азиатском регионе сопряжено с серьезными трудностями, вызванными, в первую очередь, клановостью местных политических элит, незавершенностью государственного строительства и отсутствием (полным или практически полным) демократических структур, способных оказать на общество предсказуемое влияние. Свою лепту в непредсказуемость параметров возможного развития вносит присутствие региональных и внерегиональных акторов, заинтересованных в использовании сырьевых ресурсов Центральной Азии. Апрельский (2010 года) переворот в Киргизии и развернувшееся после него массовое мародерство положило конец эпохе «бархатных революций» на постсоветском пространстве, когда власть отдавали легко и почти бескровно. Шумные смены руководства власти «цветочного периода», при которых правящие президенты недолго цеплялись за кресло, гордо объявляя о нежелании кровопролития, завершились. До определенного времени процессы постсоветского развития в зоне Центральной Азии способствовали сохранению здесь уникальной в своем роде конфигурации политического взаимодействия, позволявшей предотвратить дестабилизацию региональной обстановки, обеспечить новым независимым государствам необходимые финансовые ресурсы за счет бесперебойных поставок углеводородов на мировые рынки. Эти позитивные результаты были достигнуты в первую очередь благодаря особому вкладу России и сохранению ее роли в качестве ведущего международного партнера центрально-азиатских государств. Однако значительное расширение присутствия США, КНР, других зарубежных стран и крупных ТНК в Центральной Азии оказывает в последние годы все более заметное влияние на позиции центральноазиатских элит, усиливая вероятность изменений региональной архитектуры в среднесрочной перспективе. Изучению обстановки в Центральной Азии уделяется большое внимание отечественных и зарубежных исследователей. Однако неопределенность представлений о перспективах региона сохраняетсяi. Несмотря на потенциально конфликтогенное развитие ситуации в Центральной Азии, связанное как с нерешенностью территориальных проблем, так и с постоянной борьбой за обладание гидроресурсами, России пока удается сдерживать амбиции местных элит на региональное лидерство и ограничивать политическое воздействие на них внерегиональных акторов. Нельзя, однако, исключать, что обстановка здесь будет складываться не в нашу пользу. В этой связи представляет практический интерес рассмотрение нескольких гипотетических прогнозов развития ситуации. С учетом внутренних и внешних факторов, а также последних событий в Киргизии, полагаем целесообразным рассмотреть три наиболее вероятных сценария развития в регионе. Обозначим их следующими категориями - консервативная эволюция, региональная фрагментация и региональная консолидация. 1. Прогноз развития событий в рамках категории «консервативная эволюция». Подобный гипотетический сценарий будет определяться устойчивостью основных системных характеристик региональной обстановки и положительной динамикой экономического развития центральноазиатских стран. Какова могла бы быть динамика событий при рассматриваемом сценарии? Полагаем, что она проходила бы по следующим этапам: - на фоне многосторонних усилий по преодолению общих вызовов и угроз происходит постепенное снижение противоречий стран Центральной Азии по водным, территориальным, транспортным, таможенным и гуманитарным вопросам; - ослабляется недоверие в отношениях между Узбекистаном и его соседями. Расширяется двустороннее сотрудничество стран Центральной Азии с афганскими властями, в том числе провинциального уровня; - транзитная инфраструктура сил международной коалиции остается функционально ограниченной. Китай плавно усиливает свои экономические позиции в Казахстане, Туркмении и Узбекистане, сохраняя избирательный подход к каждой из пяти центрально-азиатских стран; - многовекторная внешняя политика Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Таджикистана и Туркмении носит сбалансированный характер и смягчает конкуренцию между различными участниками регионального взаимодействия. Предпосылками реализации подобного сценария являются успешное углубление многоцелевого сотрудничества в формате ОДКБ и эффективная деятельность властной вертикали в каждой из центрально-азиатских стран. Необходимым условием остается стабильное развитие регионального нефтегазового комплекса на национальном и трансграничном уровне, хотя очевидно, что уже в ближайшие годы резко возрастает потребность в дополнительных инвестициях в реальный сектор экономики. Существенную роль играет периодическое согласование позиций центрально-азиатских государств относительно практики регулирования водных, энергетических и пограничных проблем. В качестве важного элемента выступает также налаживание сотрудничества между ОДКБ и НАТО по ряду вопросов афганского мирного процесса, предваряющее активизацию ШОС на этом направлении. Позитивным моментом станет и продолжение конструктивной линии иранского руководства, направленной на предотвращение дестабилизации региональной обстановки. Основные риски в контексте «консервативного эволюционного сценария» создают такие моменты как усиление различных проявлений узкокорпоративных интересов центрально-азиатских элит и низкий уровень политической ответственности у большей части правящих кругов, которые обусловлены масштабным экспортом сырьевых товаров. На этом фоне, процесс осуществления национальных стратегий промышленного и инновационного развития находится в самой начальной стадии, что делает проблематичной «горизонтальную» интеграцию между странами региона, препятствует их экономическому сотрудничеству в многостороннем формате. В то же время интенсификация китайской торгово-экономической политики в отношении Казахстана, Туркмении и, вероятно, Киргизии чревато окончательной «привязкой» этих стран к китайскому рынку в пределах среднесрочной перспективы.

Записка посвящена возможности формирования Союза центрально-азиатских государств. Авторы рассматривают как главные стимулы к интеграции, так и факторы, препятствующие сближению. В работе отдельно освещается проблема конкуренции за лидерство в регионе Казахстана и Узбекистана, а также роль США в интеграционных процессах. В отличие от большинства стран центрально-азиатского региона (ЦАР), Узбекистан имеет собственный масштабный геополитический проект. Политическая элита страны считает свое государство прямым наследником огромной средневековой империи Тамерлана (1336-1404), столица которой Самарканд являлась признанным региональным центром религии, астрономии и искусств. Подобная идеологическая интерпретация истории призвана укрепить в национальном самосознании узбекского народа чувство превосходства над соседями. Пропаганда «исключительности» страны подкреплялась в первые постсоветские годы экономической мощью Узбекистана, поскольку ему в наследство от СССР достался наиболее развитый промышленный потенциал, а также значительная часть вооружения бывшей Советской Армии. Строительство национальных государств в Средней Азии в постсоветский период осложнялось тем, что в ходе территориального размежевания в 1920-1930-е гг. межреспубликанские границы были проведены весьма причудливо, а зачастую и просто произвольно. Это привело не только к появлению многочисленных национальных анклавов, но и обострило жизненно важную для региона проблему гидроресурсов. И сегодня, на наш взгляд, в постсоветской Средней Азии существуют ------------------------------ Бабаджанов Алишер Якубович - научный сотрудник Центра постсоветских исследований ИМИ МГИМО (У) МИД России.

В статье проведен краткий анализ экономического и политического потенциала Латинской Америки и ее возможного места в будущем мироустройстве. Излагаются соображения о российской политике на латиноамериканском направлении.

В статье анализируются реакции и оценки западного экспертного и политического сообществ на российскую военную доктрину от 2010 г., а также рассматривается проблема восприятия Западом нового документа в российской внешней политике в целом.

Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) был подписан в ноябре 1990 года государствами-членами НАТО и тогда еще не распавшейся Организации Варшавс- кого договора (ОВД). Нейтральные и неприсоеди- нившиеся участники Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ, с 1995 года - ОБСЕ) в нем не участвовали, а сам Договор носил закрытый характер. Присоединение к нему государств, не вхо- дивших тогда в НАТО и ОВД, не предполагалось. Это обстоятельство важно для понимания современных дискуссий относительно контроля над обычными вооруженными силами в Европе.

Пару десятилетий тому назад Фрэнсис Фукуяма предрек «конец истории», и ошибся. Именно в те годы история, образно говоря, начинала свой новый отсчет, но несколько в ином направле- нии, чем виделось американскому ученому. Это стало заметно не сразу, но сути дела этого не меняло. Пер- выми «ласточками» новой реальности стали много- численные региональные и локальные конфликты, как снег на голову обрушившиеся на до этого вполне благополучные народы, в том числе и европейские, начавшие забывать после Второй мировой войны о том, что жизнь может быть другой. Значительно воз- росло число конфликтов и в так называемом «третьем мире», где конец биполярного противостояния был воспринят на уровне местных противоборствующих элит как сигнал к вседозволенности и анархии. Целые регионы мира оказались «наводненны- ми» легким и стрелковым оружием (ЛСО), которое стало наиболее применимым видом вооружений в 47 из 49 региональных и локальных конфликтах 90-х годов прошлого века. Другим следствием резко уси- лившейся региональной и локальной нестабильнос- ти стал невиданный прежде рост организованной преступности, которая также является активным потребителем ЛСО.

В статье рассматриваются новые возможности по дальнейшему продвижению процесса ограничения гонки вооружения. Автор анализирует современные тенденции в области контроля над вооружениями с целью оценки перспективности создания новой системы международной стабильности, которая могла бы выступить в качестве гаранта против масштабных конфликтов. Вопросы разоружения и контроля над вооружениями представлены как рычаги возможного управления процессом снижения уровней вооружений и военной угрозы в целом. В статье приведены варианты инициатив, которые могут быть представлены РФ на мировом уровне, для решения проблем контроля над вооружениями и разоружения в условиях изменившейся международной политической обстановки.

Московское государство в европейском геополитическом пространстве. в середине XV - начале XVI вв. Со второй половины XV в. кончается период изоляции Северо-Восточной Руси от западноевропейских стран. Образовавшееся в это время из прежде автономных земель Северо-Восточной и Северо-Западной Особенный интерес к молодому Московскому государству проявили Папская курия и империя Габсбургов, что объяснялось не только расчетами на возобновления процесса расширения церковной унии, но, прежде всего, надеждой увидеть в этом новом восточноевропейском государстве союзника по борьбе с турецкой экспансией в Европу. Расширение Османской империи, которое шло с начала XV в. с поразительной быстротой, представляло реальную опасность христианской цивилизации. Наглядным примером этого стала гибель Византийской империи - альтернативного западному, цивилизационного центра средневековой Европы. Территориальные границы европейской цивилизации сокращались за счет поглощения османами юго-восточного европейского пространства. Греция, Сербия, Болгария и другие южнославянские государства, албанские, волошские, молдавские земли, частично территория Венгрии и южные владения Австрии превратились в турецкие колонии. Угнетение христиан здесь дополнялось угрозой их исламизации (что вскоре и случилось с большей частью албанского населения и частично с сербским населением Боснии). У всех в памяти был пример почти полной турецкой ассимиляция и исламизация малоазийских православных византийцев. Между тем в XV столетии европейский католический мир, представленный более сотней государственных формирований, составлял аморфное цивилизационное единство, раздираемое внешними и внутриполитическими конфликтами. Причем его духовно-религиозная ось - католическая церковь стояла на пороге грандиозного кризиса. Реформа католицизма в Чехии в первой половине XV в., последовавшая за гуситскими войнами 1419-1434 гг., была первой ласточкой надвигающейся реформации, которая поглотит Европу в XVI столетии. Священная Римская империя германской нации в этом хаосе старалась претендовать на роль некой консолидирующей христианский мир «вселенской» силы. Одной из главных провозглашенных ею целей являлась задача оградить европейцев-христиан от турецкого нашествия. Это на фоне объективной турецкой опасности поддерживало надежду на создание некого «общехристианского» европейского единства для отражения османской экспансии и помогало контактам Москвы с Западом. Необходимо понять, почему данные надежды папства и Габсбургов оказались только иллюзией. Не менее важен и вопрос о позиции Московской Руси на этот счет. Причем интересно выяснить насколько в контексте позиций других европейских стран (или вне его) действовала московская дипломатия. ///В плане борьбы с османами ожидания европейцев на счет Московской Руси оказались преждевременными///

Статья посвящена анализу конфигурации и роли государства в постсоветских странах. По мнению автора, ключевой проблемой выступает слабость государс- тва в качестве агента модернизации. Несмотря на значительную культурно-ци- вилизационную, политико-культурную и внутриполитическую специфику ранее входивших в состав СССР стран, для последних характерно сходство по целому ряду значимых параметров. Среди этих параметров доминирование тяготеющих к жестким политическим формам режимов и фактическое фиаско модеризаци- онных проектов. Сочетание данных характеристик дает основание определить политико-инструментальный дизайн данных государственных образований как авторитаризм без развития. Последнее служит анти-тезисом по отношению к известному из опыта большинства модернизаций ХХ в. (СССР, Испания, новые индустриальные страны Юго-Восточной Азии, Латинская Америка, Китай послед- них трех десятилетий) суждению о том, что ключевым агентом модернизаций выступало государство развития, действовавшее преимущественно в режиме авторитаризма развития.

В статье анализируется возможность институционализировать процесс сотрудничества России и США в энергетической сфере в интересах глобальной энергобезопасности. Рассматриваются фактор ослабления влияния международных организаций, в частности ООН, необходимость достижения консенсуса между странами-производителями, потребителями энергоресурсов и транзитными странами, новый энергопорядок в мире который предполагает взаимозависимость стран, предлагается система коллективной энергобезопасности в мире, создание специального координирующего органа, например, в рамках ООН, который бы взял на себя функцию «регулятора» энергетических отношений, анализируются другие проблемы. аук, докторант кv.comw at the drnational Institute of ssia in Global Politics, Oil and Gas Vertical, Oil of Russia, Middle East Ключевые слова: глобальная энергетическая безопасность, нефть и газ, российско-американские отношения, финансово-экономический кризис, энергетическая политика, энергетическое сотрудничество, энергодиалог.

В статье рассматривается проблема практического использования «мягкой власти» на международной арене. В основу работы положены исследования американского ученого Дж. Ная. Основной вопрос - что такое «привлекательность» в мировой политике, недостаточно проработанный Дж. Наем. Используя исследования конструктивистов, автор показывает, как создается привлекательность в мировой политике, обнаруживая, что речь идет отчасти о принуждении и манипулировании. В статье разбираются некоторые примеры использования инструментов «мягкой власти» различными государствами, в том числе Россией, а также рассматривается их эффективность с точки зрения достижения поставленных целей.

Автор статьи обращается к определению понятия «публичность власти». Анализируя закрепившиеся в постсоветской политической и политологической лексике дескрипции этого понятия, В. Согомонян доказывает, что понятие «публичность власти» не может определяться как способ действия власти или как уровень открытости канала коммуникации «власть - общество». По мнению автора, ключ к глубинному определению «публичности власти» следует искать не в ряду характеристик или качеств власти, а в ее свойствах и природе, в системе потребностей власти, тех, которые необходимы для осуществления основной и определяющей ее функции - функции управления. Это обратная сторона закрытости власти; та часть ее деятельности, которая не просто вариабельно может, но должна осуществляться исключительно в публичном пространстве и не может осуществляться в другом. Автор приходит к выводу, что под «публичностью власти» следует понимать комплекс тех действий власти, которые осуществляются в рамках следующих двух процессов: 1. перманентного информативного процесса распространения кодов управления, то есть - процесса распространения всеобщих приказов. Это комплекс необходимых для осуществления управления государством речевых действий власти, которые для достижения цели должны совершаться открыто, публично; 2. процесса совершения ритуальных и церемониальных действий, которые имеют целью создание или подтверждение легитимности/экзистенции власти.

Статья посвящена важному этапу перехода прав на недвижимое имущество в Англии - регистрации прав на недвижимость. В статье выделяются следующие основные моменты: история развития регистрации, основные положения и тенденции современного законодательства, принципы регистрации, структура органов, осуществляющих регистрацию, процедура регистрации, включающая в себя такой прогрессивный механизм, как электронная регистрация.

Согласно постулату «стрелы времени», обос- нованного лауреатом Нобелевской премии И.Р. Пригожиным, имеет место саморазвитие материи, ускоряющаяся, а главное - усложняюща- яся динамика материи, что относится не только к неорганическому и органическому мирам, но и к человеческим сообществам1. Развитию же социума всегда сопутствовало инновационное мышление, представители которого, подвергая критике сущес- твующее, «стареющее» мышление, выдвигали аль- тернативную модель мышления и, соответственно, новый, оригинальный теоретико -методологический инструментарий.

В статье в рамках семантико-когнитивного подхода, на основании положений о семантической валентности существительных и прилагательных, посредством синтагматического и комбинаторного анализа рассматриваются пространственные и временные когнитивные признаки концепта GUERRA, объективируемые в испанской языковой картине мира прилагательными и сочетаниями предлог de + существительное, сочетающимися с лексемой «guerra».

В статье исследуются основные черты современной инвестиционной политики азербайджанского государства. Рассматривается ее воздействие на реализацию государственных программ устойчивого развития регионов республики. Выделены наиболее эффективные механизмы государственной инвестиционной политики, позволяющие республике снизить риски кризисных факторов в экономике. Предлагаются возможные направления повышения эффективности инвестиционной политики. Summary The article deals with the main features of the modern investment policy of the Azerbaijani state and considers its impact on the implementation of state programs for the sustainable development of regions of the republic. The most effective mechanisms for public investment policy, allowing the country to reduce the risks of crisis factors in the economy have been selected. Possible directions for improving the investment policy have also been suggested here.

Статья посвящена анализу особенностей отраслевой динамики и «узким местам» американской экономики как в настоящем, так и в будущем.

Мировой финансово-экономический кризис, негативное воздействие которого стало проявляться в Японии, начиная с четвертого квартала 2008 г., стал не только очередным с конца 1980-х годов стрессом для японской экономики, но и поводом для очередной структурной трансформации японской экономической системы. Кризис еще раз продемонстрировал, что внешний рынок является для японской экономики не только фактором восстановления и роста (как это было в начале 2000-х годов), но и источником серьезных потрясений. Поэтому вопрос о том, как японская экономика будет существовать в мировом экономическом пространстве и как обратить внешние неблагоприятные обстоятельства в возможности для будущего роста, сейчас стал, как никогда, актуальным. В чрезвычайной кризисной ситуации подход японских политиков к преодолению возникших трудностей остался традиционным: они стремятся превратить проблемы в преимущества, извлечь из неблагоприятной ситуации выгоды («change a pinch into a chance»). В ежегодной Белой книге по международной экономике и торговле за 2009г.1 приводится высказывание тогдашнего премьер-министра Т. Асо2, который напомнил, что Япония пережила две серьезные трансформации (после Реставрации Мэйдзи3 и после второй мировой войны) и сумела занять достойное место в мире. Сейчас, по его мнению, страна находится на этапе третьей трансформации. При этом внешняя среда функционирования японской экономики, ? отмечают авторы Белой книги, ? становится все более сложной, и поэтому необходим переход от количественного расширения к качественному улучшению экономического потенциала. И кризис дает хороший шанс осуществить реформирование производственной и социальной структуры и запустить долгосрочную стратегическую программу, нацеленную на длительную перспективу, а не только на задачи восстановления конъюнктуры после кризиса4. Таким образом, реформирование экономической структуры детерминируется в том числе и меняющейся внешней средой. Вместе с тем нынешняя трансформация экономической модели, как и структурная перестройка 1970-х годов, последовавшая за нефтяными шоками, объективно обусловлена всем ходом развития японской экономики, имеет внутренние причины и в этом смысле закономерна. Основные перспективные направления этой трансформации были сформулированы еще до кризиса. В 2005-06 гг. японским правительством и предпринимательскими организациями был разработан ряд программных документов, в которых определялись основные черты будущей экономической модели, в рамках которой Япония могла бы успешно существовать в глобальном экономическом пространстве. Так, в 2006 г. в Японии была обнародована Новая стратегия экономического роста (New Economic Growth Strategy) 5, нацеленная на достижение устойчивого экономического развития в условиях долгосрочной тенденции сокращения населения6. Вместе с системными реформами эта Стратегия может рассматриваться как программа перестройки всей экономической модели Японии, кризис которой отчетливо проявился в 90-е годы после краха экономики «мыльного пузыря». Конечно, мировой финансово-экономический кризис и приход к власти в Японии коалиционного правительства в середине 2009 г. внесли свои коррективы в долгосрочную стратегию развития. Как и в 70-е, и в 90-е годы, нынешний кризис обнажил структурные слабости, уязвимые точки японской экономической модели, и потенциальные риски стали суровой реальностью. Каковы же контуры будущей экономической модели Японии, как они представляются нынешней политической элите страны7? Внутренние и внешние факторы роста.

В статье на примере Китая рассмотрены вызовы продолжающегося мирового кризиса для национальных экономик. В этом контексте проанализированы планы и эволюция социально-экономической политики Китая в краткосрочном периоде, модернизация реального и финансового секторов его экономики как антикризисные факторы; дана ретроспективная сопоставительная оценка экономической динамики, темпов и перспектив роста ВВП и некоторых других макроэкономических и социальных показателей, а также блока конкретных мер, предпринимаемых правительством КНР, по борьбе с кризисом. В итоге сформулированы выводы, имеющие значимость как для Китая, так и для других переходных и экономик с формирующимися рынками, включая российскую.

Аннотация: в статье главное внимание уделено перспективам развития страны в ХХ1 веке и возможностям, которыми располагает Бразилия для экономического прорыва и перехода в постиндустриальную фазу развития.

Предлагается опирающаяся на идею социально-исторического развития гипо- теза, связывающая в единое целое как явления и процессы общественной жизни, которые признаются и принимаются официальными нормами и правом, так и явления теневых экономики, арбитража, политики. По мнению автора, полити- ческая и экономическая теории станут завершенными, лишь интегрировав эти явления как неотъемлемую составную часть жизни и развития общества.

В статье рассматриваются проблемы «практического» применения политической теории и политической философии, ее место в структуре познания политического. Особое внимание уделяется проблеме «практичного знания» (Usable knowledge)а также его релевантности. Различие между обычным политическим теоретизированием и «практичным знанием» заключается в цели исследования, а отнюдь не в методах или способах артикулирования. Актуальность задачи приобрела особое значение в связи со сложившейся за последние годы недооценкой значения политической теории как для реальной политики, так и процесса политологического образования.

Статья посвящена проблеме взаимоотношения политики и морали, нравственным аспектам политической деятельности. В статье раскрывается значение этой проблематики для практической политической деятельности, анализируются различные варианты постановки и решения проблемы "мораль и политика" в истории политической мысли. Автор критикует концепции, в которых разрывается связь между политикой и моралью. Он доказывает возможность органического единства моральных и политических аспектов в социальной деятельности. В статье делается вывод, что нравственная политика - не благое пожелание, не утопия, а реальная возможность.

Одним из первых критиков противоречий «глобального» мира был Фихте. В этом смысле проблематика фихтеанской концепции остается принципиально значимой для современной политической теории. Согласно Фихте, возможность разрешения эпохальных противоречий заключена в государстве, выполняющем историческую миссию по достижению высших духовных целей и освобождению человека. В этом пункте Фихте отказывается от кантовского персонализма и переосмысливает перспективу «всемирного республиканского строя», для его позиции характерна установка на растворение индивида в органической целостности «рода», на осуществление государственного контроля над структурами социального бытия с целью их коррекции.

В статье предпринимается попытка выделения множества когнитивных оснований социальной интеграции, порождаемых процессами становления структур межличностной кооперации сетевого типа, и построения на их основании когнитивных моделей восходящей и нисходящей социальной динамики, описывающих соответственно процессы вырастания сети в иерархию и, напротив, распада иерархии на коррупционированные сети. Иерархии и сети: два полюса процесса социальной интеграции Как известно, социальная сеть - это совокупность устойчивых межличностных связей, которые носят добровольный и, как правило, относительно симметричный характер, когда сумма асимметрий, т.е. различий в статусе, влиянии или обладаемых ресурсах внутри одной сети не имеет своим следствием принудительное господство кого-либо внутри нее. Поэтому идельный тип сети - сбалансированная совокупность горизонтальных связей, когда обмен разного рода ресурсов друг на друга, на чем, собственно, построено абсолютно любое социальное взаимодействие,1 происходит преимущественно в силу внутренних мотиваций участников, а не внешнего принуждения. В этом плане сети четко противопоставляются иерархиям, поскольку в последних, напротив, как раз более существенен элемент принудительного соподчинения. В отличие от сетей, иерархии носят ярко выраженный вертикальный характер, который часто может принимать форму разного рода пирамидальных конструкций. В этом случае уместно говорить о внутренней несбалансированности социальной конструкции, когда различия в статусе, влиянии и обладании ресурсами между участниками объединения не сбалансированы и имеют следствием принудительное господство одних над другими. Ресурсный обмен тут имеет характер преимущественно отъема ресурсов вышестоящими у нижестоящих. Можно выделить два типа иерархий. Первый из них существует уже в животном мире. Его можно назвать этологической иерархией. Последние очень хорошо изучены специалистами по этологии (поведению) животных2. Иерархии такого типа обычно представляют собой конструкцию, в рамках которой четко выделяются особи, которые осуществляют регулярное насилие над другими особями. Те, в свою очередь, подчиняются, из страха перед насилием. Этологические иерархии существуют и в человеческом мире, например, в тюрьмах, в казармах, в подростковых бандах. Второй тип иерархии характерен для человеческих сообществ и не встречается у животных. Это - институциональные иерархии. Они также имеют ярко выраженный характер «пирамид» соподчинения. Однако грубое насилие в их рамках частично (но всегда не полностью, так как физическое насилие сохраняется) заменяется идеологией и культурой (т.е. системой представлений, ценностей и легитимных практик). В рамках институциональных иерархий всегда существует легитимность, т.е. вышестоящие не просто вынуждают нижестоящих подчиняться путем насилия и страха, но нижестоящие, в той или иной степени, добровольно соглашаются подчиняться. В связи с этим институциональные иерархии в чем-то начинают приближаться к сетям, так как возникает момент добровольности взаимодействия между властвующими и подвластными. Однако существует различие между сетевыми и институционально-иерархическими структурами, которое никогда не преодолевается. Оно заключается в том, что сети всегда неформальны, тогда как институциональные иерархии всегда формальны. В свою очередь, сети взаимодействуют с институтами. Институты, являясь совокупностями правил поведения (определение Д. Норта3), действительно, не могут обходиться без сетей. Продемонстрируем причину этого. Институты бывают двух типов - формальные и неформальные. Первые развиваются в иерархических организациях как правила поведения внутри них (т.е. они представляют собой тот способ, каким этологические иерархии исторически превращаются в институциональные). Вторые являются способом интерпретации формальных институтов в реальном поведении людей. Однако такие интерпретации должны опираться на какие-то неформальные социальные структуры. Последними выступают социальные сети. В этом плане институты являются различного рода конфигурациями социальных сетей. Сети, как мы отмечали выше, носят ярко выраженный неформальный характер. Однако формальные институты постепенно развиваются на их основе по линии: конфигурация сетей - неформальный институт - формальный институт4. Ниже мы попробуем обратиться к анализу того, каким образом из разных конфигураций и особенностей сетей вырастают те или иные социальные институты. Для этого, прежде всего, подробнее рассмотрим понятие социальной интеграции, которая имеет сетевые механизмы. Типы сетевой интеграции Сеть является базовым способом самоорганизации любого социального организма, интегрируя своих участников на единых основаниях. Основания интеграции при этом могут быть вполне разнокачественными. Так, вполне можно говорить об интеграции сетей на уровне практик, когда участники сети, в силу необходимости внешнего либо внутреннего характера, вынуждены взаимодействовать друг с другом, но при этом могут исходить из разных ценностей и разных представлений о внешнем мире. Примером внешней вынужденности может служить армия, где этологическое насилие - первичный и главный способ превращения новобранцев в боеспособный личный состав, примером внутренней - взаимодействие продавца и покупателя, когда сделка купли-продажи совершается безотносительно к ценностям и мировоззрению каждой из сторон, но при этом может иметь следствием возникновение устойчивого симбиоза одного и второго. В равной мере можно говорить об интеграции сетей на уровне ценностей, когда участники сети могут исходить из одинаковых представлений о добре и зле, о плохом и хорошем и о правильном и неправильном, но при этом сети могут как не иметь иной операциональной интеграции, кроме ситуативной, так и могут исходить из принципиально разных представлений о внешнем мире. Примером простейших ситуативных ценностно интегрированных сетей может быть общественная реакция на чье-либо явное девиантное поведение, например, реакция публики на случаи уличного насилия, выражающаяся через осуждение, либо, скажем, положительная реакция общественности на мероприятия властей по благоустройству уличного и дворового пространства, которая отнюдь не обязана вести ни к пересмотру участниками сети своего отношения к власти, ни тем более к появлению у одобряющего массива неких практик кооперации. Также можно говорить и об интеграции сетей на уровне онтологии, когда общим для участников сети будет являться их картина внешнего мира, но из этого не проистекает ни ценностная, ни операциональная интеграция. Примером последних могут быть студенческие сети первокурсников, когда общее для всех участников представление о ключевой роли знаний в жизни человека совсем еще не предполагает ни наличия у них общих ценностей, которые будут соответствовать скорее ценностям тех социальных страт, из которых происходят первокурсники, ни совместных практик за пределами учебного процесса, который сам по себе эти практики может и не порождать, как мы рассмотрели выше. При этом сети могут расти и развиваться, прибавляя к своей базовой характеристике дополнительную: так, операциональная интеграция может порождать и ценностную и даже онтологическую, и примером тому - череда «солдатских императоров» в Древнем Риме; ценностная интеграция может порождать как совместные практики, так и общую онтологию, ярким примером чему являются российские народники 19 века; и онтологическая интеграция может порождать также как интеграцию на уровне ценностей, так и на уровне совместных практик - наглядным примером чему может служить как научно-исследовательская деятельность, порождающая в итоге новый проект более или менее широкой реальности, от технической до социальной, и совместную деятельность по ее воплощению, так и деятельность любых религиозных движений и сект, претендующих на репрезентацию альтернативной легитимной модели мира. Кроме как расти, сети могут и деградировать, в процессе распада теряя в той либо иной степени один, два либо все три типа интеграции, но при этом демонстрируя и устойчивость в состоянии «полураспада», и потенциал регенерации в состоянии полного распада, - примером может служить судьба любого аристократического класса в эпоху революционных и особенно постреволюционных перемен. Видимым апогеем развития сети является вырастание на ее основе иерархии того либо иного типа. Иерархия, в отличие от сети, должна демонстрировать наличие как операциональной, так и ценностной и онтологической интеграции ее участников, иначе ее устойчивое функционирование попросту невозможно в течение сколь-нибудь длительного периода времени, в силу чего предпосылкой ее возникновения резонно считать достижение сетью всех трех уровней интеграции. При распаде иерархии, однако, этот принцип срабатывает с существенным «замедлением» - социальный институт может длительное время существовать и после утраты им части интегрирующих оснований, например, в случае собственной маргинализации и перемещения на периферию актуальной социальной реальности или в случае ситуативного отсутствия в непосредственных границах его социального пространства более эффективной сложившейся альтернативы. В последнем случае самосохранение деградировавшего института явно будет прямо коррелировать с его способностью предотвращать вырастание конкурирующих альтернатив. Моделирование восходящей динамики: от сети к иерархии Таким образом, мы можем исходить из того, что интеграция сетей на уровне практик, на уровне ценностей и на уровне онтологии есть часть одного и того же процесса возникновения иерархии, когда она, обретая новые типы интеграции, тем самым проявляется в реальности, пошагово переходя из качества эссенции в состояние экзистенции. Операциональная, ценностная и мировоззренческая интеграция, соответственно, описывают разные качества одного и того же объекта, а именно - иерархии, а эти качества, в свою очередь, вполне соотносятся с категориями «формы» (операциональная интеграция), «содержания» (ценностная интеграция) и «меры» (онтологическая интеграция). Поскольку сети возникают не на пустом месте, а на основе уже существующих социальных сетей и, как минимум, неформальных иерархий (хотя бы тех же семейно-родственных), то процесс вырастания сети мы можем описать как обретение каждым из типов интеграции нового, по сравнению с обретавшимся, качества. Обозначив наличествовавшие уровни интеграции как А, В и С соответственно, а обретенные - как А1, В1 и С1, мы получим следующую принципиальную схему алгоритмов эволюции сетей, где U - изначальное «ядерное» состояние социального субъекта, когда новая иерархия и новые сети существуют исключительно в чистой потенции, а U1 - обретенное в ходе эволюции новое «ядерное» состояние, когда после сетевого периода эволюции возникает полноценная институализированная иерархия:

В статье проводится анализ доктринальных и политико-философских оснований внешней политики Барака Обамы сквозь призму интеллектуального наследия Рейнхольда Нибура, который считается ключевым интеллектуальным авторитетом американского президента. Основной тезис статьи: Барак Обама вполне может вернуть американскую внешнюю политику в реалистическое русло, даже несмотря на то, что он представляется более мягким лидером по сравнению со своим предшественником. Если Буш-младший казался реалистом, то внешне более гибкий Обама, становится реалистом по существу, не выставляя американскую мощь напоказ, а опираясь на дипломатию, коалиционную игру и политику компромиссов, при этом последовательно отстаивая национальные интересы США. Нормативная позиция Рейнхольда Нибура играет заметную роль в международной политике Обамы, аргументации и легитимации его намерений и решений.

Статья посвящена подходу США к вопросам обеспечения информационной безопасности как на внутри-, так и на внешнеполитическом уровнях. Автор раскрывает дуализм в политике США в отношении комплекса существующих угроз информационной безопасности таких, как киберпреступность, кибертерроризм, использование информационно-коммуникационных технологий государствами в военно-политических целях. В статье содержится анализ мер, предпринимаемых Администрацией Б.Обамы в целях повышения эффективности обеспечения информационной безопасности, проводятся параллели между политическими курсами администраций Б.Клинтона, Дж.Буша и Б.Обамы в области кибербезопасности.

Одной из актуальных проблем российского общества является проблема модернизации и связанная с нею проблема инноваций. Ин- новации, с одной стороны, являются необходимым условием модернизации и развития российского общества, а с другой - они неизбежно сопряжены с рисками серьезных потерь. Поэтому в современном российском обществе непрерывно идет поиск таких форм управления, которые бы позволяли находить оптимальный баланс между рисками потерь, связан- ных с модернизацией, и рисками потерь в связи с отказами от нее.

Данная статья даёт некоторый обзор понятиям «микрокультура», «столкновение культур», «микроистория» и «связь антропологии с микрокультурами». Автор обращается к этим вопросам в связи с подачей культуроведческого материала на уроках русского языка как иностранного, ибо в реальной жизни иностранцам трудно понять некоторые процессы, происходящие в современном российском обществе. А обращение к культуроведческому материалу через изучение вопросов исторической антропологии и микрокультур должно подвести иностранных учащихся к разностороннему пониманию такой разнокультурной среды как российское общество. Ключевые слова: антропология, микрокультура, культурные ареалы, столкновение культур, моральные стандарты, бытовое поведение, реинтеграция, микроистория, новое мышление, методика преподавания, культуроведение