ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ СТАТЬИ. К трёхсотлетию Ништадского мира 
Цель статьи состоит в анализе планов Петра Великого, связанных с закреплением России на берегах Балтийского моря. Автор уделил внимание возникновению замысла выхода к Балтийскому морю, проследил этапы его осуществления. Было исследовано, как по ходу Северной войны 1700–1721 гг. менялись условия мира, предлагавшиеся российской стороной, как эволюционировали идеи Петра I по достижению желанного мира.
В статье показано, что после «конфуза под Нарвой» в ноябре 1700 г. и первого успеха Б.П. Шереметева у Эрестфера в декабре 1701-го в 1702–1709 гг. ведение военных действий и дипломатические усилия России направлялись исключительно на удержание выхода к морю. Создание Санкт-Петербурга, перенос в него столицы, строительство оборонительной системы в устье Невы – всё это преследовало цель закрепить устье Невы за Россией. Россия была согласна на заключение мира, по которому получала лишь старые русские провинции Ингрию и Карелию. После победной Полтавы 1709 г. начался новый этап борьбы за приемлемый для России мир. Аннексия Лифляндии, Эстляндии, временная оккупация Финляндии – все эти завоевания также были подчинены главной идее, ради которой Россия начала войну: удержанию и обеспечению безопасности выхода к морю.
При этом Россия постоянно выказывала готовность заключить мир, но все её попытки были отвергнуты шведами, у которых расставание с имперскими амбициями проходило весьма болезненно. Десятилетняя эпопея жёсткого принуждения Швеции к миру закончилась разорением русской армией части собственно шведских территорий и вынужденным согласием шведов на мир. Ништадтский мир 1721 г. не только закончил войну, он стал исходной точкой необыкновенного развития имперского воображения Петра, выхода России на мировую арену как империи – самодержавного государства, опасного для соседей и активно участвующего в непрекращающемся разделе мира.
Статья посвящена вопросу изменения международно-правового статуса России во время правления Петра Великого. Цель статьи состоит в том, чтобы выяснить, когда и каким образом произошло международно-правовое оформление перехода России от статуса региональной державы Евразии к статусу великой державы. По итогам исследования я прихожу к выводу, что Полтавская победа над шведской армией (1709) показала, что Россия создала необходимый для великодержавного статуса военно-промышленный потенциал. Царь постепенно готовил условия для провозглашения России империей, а себя – императором. Признание европейскими государствами принятого Петром I титула императора (1721) не может быть главным критерием определения времени превращения России в великую державу, так как процесс признания императорского титула затянулся на несколько десятилетий. Великодержавное положение России и её новая роль в международных отношениях были равнозначно и своевременно отражены в договорах между ведущими государствами Европы. Изучение международных договоров России с Францией, Австрией, Пруссией, Речью Посполитой, Швецией, Китаем, Османской империей и Крымским ханством показало, что впервые новая роль России в качестве великой державы была закреплена в Амстердамском трактате (1717) между Россией, Францией и Пруссией, согласно которому Россия стала одним из гарантов общеевропейской договорной системы, закрепившей итоги войны за испанское наследство (1701/1702-1714). Следующий договор, имевший подобное значение для утверждения великодержавной роли России в Европе, был подписан в Вене 26 июля (6 августа) 1726 г. с другой великой державой – Австрией. Система договоров, в которую входила, Россия в последние годы правления Петра Великого существенно отличалась от той, которая была в начале его царствования. По Ништадтскому договору (1721) Россия стала гарантом нового внутригосударственного устройства Швеции (которая перестала быть абсолютистским государством) и даже гарантом прав на престол короля Фредрика I (статья 7-я). В союзном оборонительном договоре со Швецией (22 февраля 1724 г.) была закреплена договорённость обеих стран быть гарантами внутриполитического устройства Речи Посполитой. Исследование договоров России с другими странам в конце правления Петра Великого позволяет сделать вывод, что они были одними из опорных конструкций системы международных отношений Европы, что говорит о приобретении Россией статуса великой европейской державы.
Статья посвящена изучению роли и значения Ништадтского мира как исторического документа, отражающего усиление роли и значения России на мировой арене, следствия развития отечественной дипломатии.
Целью работы выступало изучение текста исторического документа на основании применения современных методов политологических исследований: контент-анализа, когнитивного картирования, фоносемантического анализа. В результате изучения документа можно сделать вывод, что Ништадтский договор выступает отражением особенностей становления внутренней политической системы России, что находит своё отражение в особенностях употребления антропонимов. Важно подчеркнуть, что анализ текста исторического документа отражает особенности исторического развития России: её постепенной трансформации в империю, отсутствия банковской системы, купечества как сословия, купеческого флота — всё это и многие иные особенности развития России в той или иной степени нашли своё отражение в соглашении. При этом анализ документа позволяет сделать вывод, что соглашение регулирует взаимодействия не только между Россией и Швецией, но содержит отсылки к иным странам Европы, что говорит о выходе России на международную арену и усилении её роли, причём не только и не столько военной, но и дипломатической, что находит своё отражение в особенностях вербализации соглашения.
Результаты фоносемантического анализа отражают позитивное восприятие номинаций географических объектов, присоединённых к России по условиям Ништадтского мира. При этом восприятие Швеции, всего шведского отличается негативизмом. В целом, выводы, полученные в результате исследования, позволяют подтвердить сложившееся в отечественной историографии представление о высокой значимости, важности Ништадтского мира для дальнейшего развития России, её превращения в империю, во влиятельную военную силу, инициации модернизации внутренней системы управления, создания новых социальных институтов и практик, а также усиления отечественной дипломатии, но при этом получены они были при помощи применения современных методов исследования, позволяющих выявить дополнительные смысловые нюансы, оттенки исторического документа.
Empires are usually born through political recognition and extensive military successes. The ruler’s personality and the activities of political and military advisors and generals are crucial for the emergence of an empire. The authors argue that in the case of Peter the Great (Peter I), the political recognition and military successes were achieved simultaneously in the east and west, however, in different contexts. The authors make a series of comparisons between Peter I and other monarchs of the epoch, such as Carl XII, August II, Frederick I, Carlos II, Willem III, Leopold VI, and others, relying on three main categories, namely education, “vices and virtues” and political views. This comparison is necessary to highlight the essential prerequisites in Peter’s personal development that might have determined his political actions. In addition, the article carries out an evaluation of the geopolitical significance of the military campaigns and victories achieved by the tzar and his commanders. These achievements are substantiated to correlate with Russian rise as a great power directly. After the Peace of Nystad, the geopolitical interests of the Tsardom were finally met, with the territorial dominium of the Empire being outlined for a century ahead.
Furthermore, the territorial expansion was accompanied by the exercise of the “imperium” as a political authority exclusive to the Russian monarchs. The authors try to highlight the connection between the personal development of monarchs, their achievements, and imperial ambitions. The comparative analysis of these factors in various imperial cases provides additional considerations for understanding the historical period.
В статье, основанной на неопубликованных документах Архива внешней политики Российской империи, впервые раскрываются подробности малоизвестного эпизода из истории российской дипломатической службы – миссии полномочного министра Елизаветы Петровны курляндского графа Германа Карла фон Кейзерлинга во Франкфурте-на-Майне и Регенсбурге в годы Войны за австрийское наследство. Целью миссии было добиться признания императорского титула российских государей от императора и штатов Священной Римской империи. Как удалось установить, именно Кейзерлингу принадлежала идея направить официального представителя России на выборы императора во Франкфурт в 1745 г. и затем в 1746 г. на рейхстаг в Регенсбурге, утверждавший итоги выборов. Назначенный этим представителем, Кейзерлинг предложил наиболее простой и не ущемлявший престижа Елизаветы Петровны план – передать верительную грамоту с императорским титулом в коллегию курфюрстов, собравшихся на выборы, и получить от них рекредитивную (отпускную) грамоту, приложив все усилия, чтобы титул вошёл в состав её текста. Таким же образом следовало действовать и на рейхстаге. Главной задачей дипломата было не допустить обсуждения вопроса о титуле на заседаниях коллегии курфюрстов и рейхстага, поскольку детали обсуждения непременно попали бы в официальные документы учреждений и сделались бы достоянием общественности. Момент для решения этого деликатного вопроса оказался удачным: продолжавшиеся военные действия вынуждали имперские штаты искать помощи России, вследствие чего они готовы были оказать Елизавете Петровне услугу. Этим во многом объясняется успех миссии Кейзерлинга, пользовавшегося поддержкой имперских дипломатов – представителей курфюрстов Майнца, Саксонии, Богемии и на завершающем этапе курфюрста Бранденбурга, короля Дании и императора Франца I. В статье также рассматривается участие Кейзерлинга в деле признания совершеннолетним семнадцатилетнего великого князя Петра Фёдоровича как герцога Гольштейн-Готторпского на год раньше положенного срока.
Статья посвящена изучению роли царских врачей в решении ряда внешнеполитических вопросов России в эпоху правления Петра I. В работе анализируется деятельность Роберта Арескина и Георгия Поликалы. Арескин сыграл ключевую роль во взаимоотношениях Петра I с якобитами в условиях ухудшения отношений России и Англии в 1717–1718 гг. Поликала был задействован российским правительством в отношениях с Османской империей.
Источники свидетельствуют, что Р. Арескин был главным лоббистом идеи поддержки российским правительством Якова III Стюарта. С этой целью во время второго европейского путешествия Петра I медик при посредничестве своих родственников, активных сторонников свергнутой династии, вёл переговоры с представителями шведского короля Карла XII и с другими европейскими дипломатами. На деятельность Арескина повлиял дипломатический скандал, разразившийся в начале 1717 г. в связи с раскрытием очередного заговора якобитов, к которому оказались причастны официальные круги Швеции. Тогда тайные переговоры медика с представителями государства, находившегося в состоянии войны с Россией, стали достоянием гласности. Несмотря на официальные заверения Петра I и Арескина о непричастности к деятельности противников английского короля Георга I, переговоры с якобитами продолжались и позднее, во время пребывания царя во Франции и Голландии. Арескин поддерживал эти контакты и после возвращения Петра I в Россию, что усугубило и без того сложные отношения с Англией. После кончины царского врача «якобитская интрига» в России завершилась.
Г. Поликала был причастен к деятельности российской дипломатии в Османской империи. Имели место его активные контакты с посланником России в Стамбуле П.А. Толстым, известно о его попытках вывезти с территории Османской империи А. Кантемира. К сожалению, сведения об участии Поликалы в мероприятиях тайной дипломатии Петра I носят отрывочный характер.
Исследования войны Священной лиги в немецкоязычной историографии представляют интерес, так как немецкие и австрийские историки на протяжении XVIIIХХI вв. обращались к анализу участия России в этой войне. В центре дискуссии выделяются три основных проблемных вопроса: о моменте присоединения России к Священной лиги де-юре и де-факто; о качестве Священной лиги как международного антитурецкого и антикрымского альянса; особенности социального и технологического сотрудничества Венецианской республики, Священной Римской империи и России. Одна из важных особенностей немецкоязычной историографии в восприятии роли России в войне с Османской империей заключается в начале формирования историографической традиции уже в конце XVII в., когда австрийские дипломаты выпускали памфлеты, в которых закладывался общеевропейский христианский пафос. Леопольд I изображался защитником от исламской империи и её вассала Крымского ханства не только европейского порядка на Рейне, но и всей христианской цивилизации. В этой традиции принято считать, что, участвуя в войне Священной лиги, Россия стремилась к реализации на международной арене собственных интересов, которые плохо вписывались в отношения Вены и Константинополя, Венеции и Константинополя и противоречили планам Яна III Собеского компенсировать потери на Украине за счёт дунайских земель. Немецкоязычная историография воспринимает Россию как часть европейской христианской цивилизации, которая имеет не только общие культурные доминанты, но и общие геополитические задачи. Автор приходит к выводу, что немецкоязычная историография наследует традиции самопрезентации официальной Вены в XVII в., уделяя внимание роли христианства как сближающей идеологемы. В оценке роли России в войне Священной лиги немецкоязычные историки отмечают нестабильность данного альянса и высказывают предположение, что цели союзников трансформировались по ходу боевых действий.
ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ СТАТЬИ. Религиозные аспекты внешней политики Петра Великого 
Проблематика мира всегда была актуальной, но в последние годы в мировой историографии стали уделять внимание символике и социокультурному проектированию мирных конгрессов. Это позволяет глубже исследовать восприятие современниками и потомками ключевых событий Европы раннего Нового времени и коммеморативные практики. Символическая сила «особых дней» – христианских праздников или событий исключительного значения – была для людей той эпохи украшением их повседневной жизни и моментом выражения своего отношения к реальности и власти. Анализ выбора государствами-противниками в войнах Вестфальской системы дат заключения мира демонстрирует три варианта последних. Первый – подписание мирного договора в субботу, воскресенье или христианский праздник. Самый яркий пример этого варианта – подписание самого Вестфальского мира (договоры в Мюнстере и Оснабрюке 24 октября 1648 года) в субботу, день перед вторым воскресеньем после Троицы. Второй вариант предполагает отсылку к важному событию прошлого. Например, мир в Пассаровице между Священной Римской империей и Портой (1718) и русско-турецкий мир в Кючук-Кайнарджи (1774) венчает одна и та же дата – 21 июля, повторяющая дату заключения Стамбулом Прутского мира с Петром I в 1711 году. С эпохи Просвещения, когда в политических теориях «право мира» стало конкурировать с «правом войны», дата мира могла быть непосредственно обусловлена завершением переговоров. Но иногда и само заключение мира становилось церковным праздником. Так, Пётр I решил освятить день заключения Ништадтского мира перенесением мощей Святого Великого князя Александра Невского из Владимира в новую российскую столицу – Санкт-Петербург. В ходе заключения мира имело место политическое конструирование, осуществляемое посредством моделирования, когда политическая идея символически выражалась и в датах воспринимаемой мирной реальности. И исторический пример, и христианский праздник, и сам акт завершения войны подчёркивали сакральный характер мира как высшей ценности бытия.
В статье изложены некоторые итоги исследования истории церковной реформы, в котором Северная война рассматривается в качестве одного из важнейших факторов петровских преобразований в церковно-государственных отношениях. Вводятся в научный оборот описные книги патриарших вотчин в 17 уездах России, созданные в ходе описания церковно-монастырских имуществ во исполнение указа от 31 января 1701 г. Отмечены черты общего и особенного в формуляре и содержании этих документов и ранее известных описаний архиерейских домов и монастырей, проводившихся по наказным памятям Монастырского приказа в 1701-1705 гг. Констатируется, что секуляризация земельных владений патриарха, в отличие от иных церковных владений, уже в начале XVIII в. была доведена до логического конца, была полной и окончательной. В этой связи очевидна необходимость отказа от однозначных исторических параллелей между событиями начала XVIII в. и «монастырской секуляризацией» 1764 г.
Сопоставление адресованных Петру I предложений влиятельного в тот период «прибыльщика» Алексея Курбатова в письме, датированном 25 октября 1700 г., и содержания именных указов от 24 и 31 января 1701 г. о восстановлении Монастырского приказа позволяет высказать гипотезу о том, что поражение под Нарвой и подготовка к встрече с курфюрстом Августом II, итогом которой стало подписание Бирженского трактата, заставили внести существенные коррективы в планы церковной реформы. Новеллой январских указов, которые, по моему мнению, и стали началом реформы (в тогдашнем общеевропейском смысле этого понятия), было включение вотчин патриарха в перечень владений церкви, подлежащих впредь контролю со стороны государства.
Последовавшая в начале Северной войны секуляризация церковно-монастырских владений и имущества не только противоречила многовековой исторической практике, но была тогда организационно неподъёмной для государства. Оно оказалось способным решить задачу управления выморочными патриаршими землями, но для приемлемого контроля над всеми владениями Церкви у него ещё не было соответствующих кадровых и логистических возможностей.
Регулярные контакты Петра I с Венецианской республикой накануне русскотурецкой войны 1710-1713 гг. возобновились после без малого 10-летнего перерыва. Перед объявлением султаном Ахмедом III войны царь отправил дожу два послания, смысл которых мог быть истолкован одновременно и как призыв к Венеции признать промежуточные итоги Северной войны, и как обращение к православным подданным республики с целью побудить их принять участие на стороне России в надвигавшемся конфликте. Этот эпизод недостаточно хорошо освещён в российской и зарубежной историографии; связь персонажей, посланных царём в Венецию, с Прутским походом также не была специально проанализирована исследователями, поэтому представляется необходимым установить связь между двумя событиями, особенно в контексте изменения российской внешней политики на венецианском направлении.
В марте 1711 г. в Венецию направлен русский консул с целью вербовки рекрутов для открывавшегося театра военных действий на Балканах. Дмитрий Боцис не случайно стал первым русским консулом в Италии: будучи видным представителем греческой общины столицы, он с успехом распространил своё влияние не только на местных греков, но и на славян Далмации, желавших служить русскому царю и сразиться с турками.
Исход Прутского похода не повлиял на работу консульства и торгового представительства. Впоследствии в Венецию были направлены и с успехом действовали агенты русского правительства, имевшие поручения уже коммерческого свойства. Одним из них был граф Савва Рагузинский, выдающийся дипломат и успешный коммерческий агент. Его деятельность была вполне мирного свойства, хотя по-прежнему включала в себя политический мониторинг и легальную разведку. Таким образом, можно утверждать, что возобновление двусторонних отношений, вызванное Прутской операцией, сказалось позитивно на русско-венецианских связях. Начав свою деятельность трудами консула Боциса и дипломатического агента Каретты, имевших полномочия создать второй, Балканский «фронт» в тылу у султана, после 12 июля 1711 г. российское представительство было преобразовано в коммерческое агентство с широкими дипломатическими полномочиями. Этими изменениями открывается новый, плодотворный период в истории двусторонних отношений России и Венеции.
КНИЖНЫЕ РЕЦЕНЗИИ 
Рецензия на книгу: Jonker J., Faber N. 2021. Organizing for Sustainability. A Guide to Developing New Business Models. Palgrave Macmillan, Cham. 242 р. DOI: 10.1007/978- 3-030-78157-6
Рецензия на книгу: Campos H. (ed.). 2021. The Innovation Revolution in Agriculture: A Roadmap to Value Creation. Springer Nature Switzerland AG. DOI https://doi. org/10.1007/978-3-030-50991-0
ISSN 2541-9099 (Online)