Статья посвящена американскому периоду жизни епископа Николая (Зиорова) в бытность его главой Алеутской и Аляскинской епархии РПЦ (1891-1898 гг.). Деятельность этого иерарха, направленная на укрепление епархии и распространение в Америке православия, подготовила последующий расцвет епархии при его преемнике епископе Тихоне (Белавине). Исследование базируется на использовании малоизвестных документов Св. Синода из Российского государственного исторического архива и российских дипломатических представительств в США из Архива внешней политики Российской империи. Особое внимание уделено восприятию американской действительности глазами образованного православного священника, отражённому в его дневниковых записях, которые до сих пор практически не использовались исследователями, и в путевых заметках епископа о путешествиях по Америке, в том числе - о посещении Всемирной выставки в Чикаго в 1893 г. В статье показано, что в этом восприятии церковно-православная традиция сочеталась с общерусской культурной матрицей. В результате в процессе этой своеобразной межкультурной коммуникации восхищение экономическими и техническими достижениями американской цивилизации соседствовало с острым неприятием материализма, индивидуализма и политических ценностей американизма. Впечатления епископа Николая представляют пример того, как образ Америки в качестве конституирующего «другого», противопоставление «русской идеи» «американской мечте» органично входило в русский менталитет.

Греческая революция 1821-1829 гг. способствовала началу и развитию Восточного кризиса 20-х гг. XIX в., который привёл к военному разрешению русско-турецких противоречий в 1828-1829 гг. Российское правительство было вынуждено пристально следить за развивающимися в Греции событиями, неоднократно заявляя Порте об осуждении предпринимаемых ею репрессий против греческого населения. В ходе кризиса Петербургский кабинет не раз предпринимал попытки дипломатического урегулирования греко-турецкого конфликта путём совместного выступления европейских держав перед османским правительством. Соглашения, принятые на Петербургской (1826 г.) и Лондонской (1827 г.) конференциях держав были направлены на «умиротворение» Греции. В результате малоэффективных шагов европейских правительств российские власти были вынуждены кардинально изменить свою политику: заявить о решимости предпринять самостоятельные шаги в разрешении греческого вопроса и начать военные действия против Османской империи.

Греческое восстание 1821 г. превратилось в центральное событие 20-х гг. Х1Х в. на Балканах. Встав в один ряд с революционными движениями в европейских странах, греческая революция привела к изменению всей внешнеполитической доктрины российского правительства. Оно было вынуждено, несмотря на приверженность российских императоров принципам Священного союза, не только оказать воюющим грекам материальную и моральную поддержку, но и открыто заявить союзникам о наличии собственных внешнеполитических интересов на Балканах. Совпадение этих интересов с требованием независимости, выдвигаемым лидерами греческого движения, побудило российское правительство к решительности. Российская империя встала на путь самостоятельной политики в Восточном вопросе, которая способствовала победе национальных интересов Греции.

После обретения независимости Украина и Беларусь стали проводить противоположные политические курсы в отношении России. В значительной степени это было обусловлено не материальными стимулами (так как они схожи), а расходящимся представлениями о национальном самосознании среди украинских и белорусских народов и элит, что привело к утверждению различных убеждений относительно того, как эти нации связаны с Россией и каким образом они должны выстраивать с ней свои отношения.

Данные различия начали сформироваться в XVI-XVII веках, когда южные земли Великого княжества Литовского (являющиеся территорией современной западно-центральной Украиной) были переданы Королевству Польскому, а затем были завоеваны Россией, в то время как Беларусь оставалась в пределах Великого княжества Литовского вплоть до присоединения литовских владений к России. Продолжительность польского господства значительно отличается для разных украинских и белорусских территорий, также как и его характер: от полного господства на одних (западно- и центрально-украинских) до фактического отсутствия контроля на других (белорусских) территориях. Учитывая, что общерусской культуре в начальный период в Великом княжестве Литовском был определен особый важный статус, и, что полонизация, естественно, происходила в Королевстве Польском более интенсивно, чем в Великом княжестве, следует, что чем дольше территория находилась под польской властью, тем сильнее она подвергалась полонизации; чем сильнее она подвергалась полонизации, тем сильнее там развивалось западно-европейское самосознание; чем интенсивнее западноевропейское самосознание сливалось с украинским и белорусским национальными идентичностями, тем больше они становились отчуждёнными от невестернизированных руських наций и национальных идентичностей, в первую очередь от великорусской/российской; чем значительнее отчуждено от России национальное самосознание, тем активнее его носители стремятся отдалиться от неё.

В данной статье доказывается, что, чем дольше регион находился под властью Польши, тем сильнее его население в последствии стремилось и стремится к отдалению от России. Украинские территории, особенно на западе и в центре страны, длительное время находились под польским владычеством и соответственно отличаются антироссийскими настроениями, которые царили уже столетие назад. С другой стороны, Беларусь, территорией которой Польша никогда не владела, a лишь контролировала опосредованно через Великое Княжество Литовское, и в настоящее время продолжает политику сближения и дружественных отношений с Россией.

«Бархатный развод», произошедший между Чехией и Словакией в 1993 г., привёл к появлению двух независимых государств. В отличие от Чехии, которая до момента образования Чехословакии в 1918 г. имела историю независимого существования и воспринимала возникшее после Первой мировой войны государство как продолжение своей государственности, в Словакии были распространены иные взгляды. Прежде всего, они базировались на идеях об отсутствии преемственности в историческом развитии между Чехословакией и современным словацким государством и вынужденном сосуществовании чехов и словаков в рамках единого государства, притеснении их прав на протяжении более чем 70 лет. Для обоснования подобных идей в обстановке усиливающихся националистических настроений, которые эксплуатировались руководившими страной политическими силами, происходило активное использование политики памяти и соответствующего ей инструментария. Это вело к восстановлению образов не только персоналий, которые активно боролись за национальные права словаков, представляли народ на международной арене, но и тех, кто, реализуя права народа на самоопределение, сотрудничали с преступными политическими режимами и прибегали к нарушению базовых прав и свобод человека. Как отмечено в исследовании, обращение к этим страницам истории было свойственно для властей, прежде всего, на начальном этапе самостоятельного развития государства. В дальнейшем по мере реализации плана по интеграции в западноевропейское общество произошёл отход от националистического дискурса, хотя полного отказа от него в Словакии не произошло. Стоит отметить возникновение дискуссионных моментов особенно в ходе т.н. мемориального бума (2015-2020) и сопутствующих событий. Для понимания особенностей исторической политики Словакии необходимо сравнение с опытом Чехии. Ключевые отличия заключаются в выбранной национальными элитами основе новой идеологии. Для Чехии таковой стал антикоммунизм, в Словакии же не произошло полного отрицания коммунистического прошлого. Во многом это сказалось на восприятии СССР и его правопреемницы России, которое оказывает существенное влияние на состояние текущих словацко-российских и чешско-российских отношений.

Взаимодействие институтов ЕС выстроено таким образом, чтобы агрегировать широкий спектр интересов и обеспечить максимально широкую (желательно консенсусную) поддержку проводимой политики. В то же время, с точки зрения теории игр, обычная законодательная процедура предполагает конкуренцию двух созаконодателей - Совета ЕС и Европарламента - за то, чтобы отразить в тексте закона свои предпочтения. В настоящем исследовании сделана попытка оценить развитие кооперативных практик в обычной законодательной процедуре (с момента её учреждения под названием «процедура совместного принятия решений») и показать значение этих практик для эффективности законодательного процесса. Развитие кооперативных практик показано на трёх примерах. Во-первых, трансформация правил реализации третьего чтения. Во-вторых, особенности функционирования Согласительного комитета. В-третьих, развитие механизма триалогов и особенности их функционирования.

По результатам исследования сделан вывод, что в рамках обычной законодательной процедуры сформировался набор кооперативных практик взаимодействия Совета ЕС и Европарламента. Процедура выстроена таким образом, что подталкивает созаконодателей к сотрудничеству и интенсивным межинституциональным переговорам, которые дополняют переговоры внутри каждого из институтов. Причина этого в том, что в обычную законодательную процедуру, как и в другие процедуры принятия решений, встроено много сдержек и противовесов. Это позволяет любому из институтов заблокировать или, как минимум, сильно затянуть процесс. Сложные процедуры в буквальном смысле вынуждают институты ЕС конструктивно взаимодействовать друг с другом. Зафиксированные в договорах процедуры дополняются основанными на политических договоренностях кооперативными практиками, позволяющими более эффективно организовать взаимодействие между институтами. Необходимость обеспечить поддержку всех институтов (всех (подавляющего большинства) государств-членов в Совете ЕС и ключевых политических сил в Европарламенте) вынуждает принимать во внимание интересы всех акторов. В итоге обеспечивается высокое качество принимаемых решений и управления.

В 2019-2020 гг. мировая экономика пережила период форс-мажорной удалённой занятости, ставшей беспрецедентной по своим масштабам для нового времени. Возможности дистанционной работы, раскрытые новыми информационными технологиями, до недавних пор достаточно осторожно внедрялись даже в передовых технологических компаниях, чья деятельность концентрируется вокруг анализа и обработки данных. Внезапный толчок в развитии удалённого труда обладает значительным реформаторским потенциалом не только для стран, испытавших на себе модель массовой дистанционной занятости, но и формирует новые контуры глобального рынка труда: создаются предпосылки для зарубежного аутсорсинга рабочей силы по широкому кругу профессий. Одновременно с этим новые тренды становятся дополнительными вызовами для нормативно-правового регулирования трудовых отношений на уровне государств и международных организаций (МОТ и ООН).

Исследовательский вопрос заключается в выявлении социально-экономических последствий случившегося всплеска дистанционной занятости в границах государств и на международном уровне.

Методология исследования состоит в проведении межстрановых сопоставлений социального поведения работодателей и работников, а также анализа реагирования международных организаций и государств с точки зрения адаптации нормативно-правового регулирования к изменившимся общественным отношениям. В работе использованы методы нормативно-правового анализа, инструменты статистических и социологических исследований.

По итогам проведённой работы показано, что рывок удалённой занятости не преодолел «точку невозврата» в организации трудовых отношений. Эффект закрепления повышенного масштаба удалённой занятости наблюдается точечно только в рамках отдельных и даже весьма крупных компаний. Однако на уровне национальных экономик ситуация с формой занятости возвращается в значительной степени на докризисный уровень, хотя и не полностью. Обоснован тезис о том, что социально комфортная, на первый взгляд, модель удалённой занятости запускает системные риски, которые при дальнейшем её форсировании в полной мере проявятся в обозримом будущем.

Удалённая занятость объективно является одним из инструментов глобализации рынка труда, и толчок в её развитии, вызванный COVID-19, выступил ускорителем для разрастания трансграничной удалённой занятости. В этой связи следует ожидать активизацию международной дискуссии о необходимости и достаточности национальных законодательных границ, сдерживающих глобализацию рынка труда, нуждающуюся в либерализации удалённой занятости с участием иностранных граждан.

Исследование успешного перехода Китая на инновационный путь развития обнаруживает, что стратегия модернизации китайской экономики включает стимулирование ускоренной транснационализации местного бизнеса. При этом основной формой её реализации становится создание многочисленных зарубежных малых и средних предприятий (ЗМСП). В научной литературе освещены задачи модернизации национальной экономики в условиях глобализации, а также преимущества ТНК и участия в глобальных цепочках стоимости (ГЦС). Однако вопрос о связи догоняющего развития и транснационализации местного бизнеса, особенно малого и среднего, малоисследован. Гипотеза исследования предполагает, что в условиях глобализации, модернизация требует активных действий субъектов национальной экономики за рубежом, и именно ЗМСП способны трансформировать отраслевую структуру экономики КНР и принимающих стран, обеспечить спрос на национальные инновации и высококвалифицированный труд. Методология исследования опирается на междисциплинарный, многоуровневый и системный подход. Новизну составляет анализ структурных сдвигов зарубежной деятельности китайских ТНК в контексте масштаба бизнеса их филиалов, анализ проблем участия китайских ТНК в западных ГЦС. Выявлено, что создание ЗМСП является ответом на вызовы глобализации, тормозящие модернизацию экономики Китая. Мощная государственная поддержка ЗМСП одновременно ставит их в зависимость и направляет даже частные предприятия на решение национальных задач развития. Основу деятельности китайских ЗМСП представляет сбыт произведённой в КНР продукции в США и странах Европы, что способствует развитию национальной инновационной системы, перераспределяет добавленную стоимость в пользу национальных производителей, стимулирует развитие высокотехнологичных отраслей КНР. В развивающихся странах в рамках Инициативы «Один пояс, один путь» преобладают торговые и производственные ЗМСП Китая, они приходят в виде «второй волны», кластерами, в координации с национальным крупным бизнесом, создают китайские ГЦС. Роль ЗМСП в модернизации экономики КНР заключается в обеспечении национальных экономических интересов, включающих промышленный суверенитет и рост благосостояния граждан как основу инновационного спроса. В современном международном разделении труда это достигается сдвигом к операциям с высокой добавленной стоимостью, сопровождающимся борьбой за рынки развитых стран и за площадки для низших звеньев китайских ГЦС в развивающихся странах.

Рецензия на книгу: Matthews, P., S. Greenspan. 2020. Automation and Collaborative Robotics: A Guide to the Future of Work. Berkeley, CA, Apress. 285 p. DOI: 10.1007/9781-4842-5964-1.